Серафима Чеботарь - 50 величайших женщин. Коллекционное издание

Постоянные поездки в Англию она объясняла просто: только там она может шить себе одежду по вкусу. И ей действительно очень шли английские костюмы, с которыми Мура вместо драгоценностей и шляп носила мужские часы и прическу из сколотых на затылке длинных, не по моде, волос. Главным ее украшением были ее глаза – большие, глубокие, горящие жизнью; перед их взглядом было невозможно устоять. Мура прекрасно знала свою силу – и умела ею пользоваться.

С середины 1920-х годов Мура стала подготавливать Горького к возвращению в Россию. Ее расчет был точен: в Европе его печатали все реже и реже, доходы падали. Единственный способ сохранить материальное благополучие – это вернуться в СССР, где Горькому обещали неограниченный счет в банке и всевозможные блага. Горький возвращаться не хотел; но он все чаще и чаще стал приезжать в СССР – там издавались его книги, там жили его читатели, его именем назывались улицы, пароходы и колхозы. В1933 году Горький окончательно переехал в СССР. Сама Мура, однако, с ним не поехала – по официальной версии, она не хотела ставить его в неловкое положение перед законной женой и читателями, исповедующими строгую коммунистическую мораль. Она обосновалась в Лондоне.

Уезжая, часть архива Горький оставил на попечение Муры: в СССР его нельзя было везти – там была переписка с людьми, недовольными советскими порядками. Но архив понадобился – в СССР готовились политические процессы, и письма с «порочащими советский строй» высказываниями очень бы пригодились. В 1936 году Муре намекнули: умирающий Горький хотел бы с ней проститься, а заодно было бы неплохо, если бы она привезла архив… Выбора у нее не было – добровольно или силой архив все равно оказался бы в СССР. Мура предпочла не ссориться (или просто хорошо выполнила свою работу) – и ее вместе с архивом в персональном вагоне доставили в Москву. Сначала ее привезли в Кремль; а уже оттуда – к Горькому, в санаторий Горки. Тот уже около месяца находился при смерти. Но недавно ему стало гораздо лучше; говорили о практически полном выздоровлении. Муру провели к Горькому. Некоторое время они оставались наедине…

Легенда о том, что именно Мура – по приказу из Кремля – отравила Горького, жива до сих пор; фактов, которые могут доказать или опровергнуть это, не существует.

Мура провела рядом с Горьким больше десяти лет, была его музой, секретарем, экономкой, фактической женой. Но после расставания с ним Мура не боялась остаться одна. Еще с 1931 года ее стали называть «спутницей и другом» не только Максима Горького, но и знаменитого фантаста Герберта Уэллса, старше ее на 26 лет. Когда Горький ревновал, она успокаивала его: «Даже для самой любвеобильной женщины сразу два знаменитых писателя – это слишком много!» Она познакомилась с Уэллсом еще в Англии – в счастливое время ее первого замужества. Когда в 1920 году Уэллс приехал в СССР, он остановился в доме Горького – гостиниц в то время не было; Мура была его официальной переводчицей. Петроград, все еще не оправившийся от страшной зимы, произвел на писателя ужасающее впечатление; он впал в депрессию. Спасла его Мура – она обладала удивительной способностью делать жизнь окружающих легче и проще, просто улыбаясь своей удивительно теплой, «кошачьей» улыбкой. И накануне своего отъезда то ли Уэллс ошибся комнатой, то ли Мура зашла к нему попрощаться слишком поздно (свидетельства расходятся), но они провели вместе ночь. Эту ночь Уэллс потом называл главным событием своей жизни. Следующие несколько лет они переписывались, иногда Мура встречалась с Уэллсом в своих разъездах по Европе – и по делам Горького, и по делам Локкарта. Уэллс, известный любитель женщин, в то время был женат вторым браком на Эми Кэтрин Роббинс, которую называл Джейн (она умерла от рака в 1927 году), но пользовался в браке полной свободой, не переставая менять любовниц. В то время его постоянной спутницей была Одетта Кеун, которая не собиралась уступать свое место Муре без боя. Но все же Мура оказалась сильнее. Весной 1933 года Уэллс назначил ей свидание в Дубровнике, где проходил очередной конгресс ПЕН-клуба, президентом которого Уэллс станет вместо умершего Джона Голсуорси.

Герберт Уэллс, 1932 г.

Во время конгресса они были неразлучны, а после него провели в Австрии две недели вдвоем. Потом Уэллс вернулся во Францию к Одетте, но они уже с трудом выносили друг друга. К тому же Одетта принялась шантажировать Уэллса, вынудила подарить ей его дом во Франции, угрожала опубликовать их переписку. В 1934 году Кеун – в качестве прощальной мести – напечатала своеобразные воспоминания о жизни с Уэллсом, где обвинила его во всех возможных грехах. И их отношения были кончены. Когда в том же году Уэллс вернулся из поездки в СССР, Мура ждала его в Эстонии. Они провели вместе две недели и вместе вернулись в Лондон. Мура сказала Уэллсу, что останется с ним, но замуж за него не пойдет. «Это не подобает моему возрасту», – заявляла она в ответ на его настойчивые предложения. Он не мог этого понять: «Она проводит со мной время, ест со мной, спит со мной, но не хочет выходить за меня замуж», – жаловался Уэллс. Он утешал себя тем, что Мура не выходит за него из-за сложностей с разводом: ведь ее официальный супруг, барон Будберг, был еще жив. Впрочем, однажды она согласилась сыграть свадьбу – чисто символически. Были разосланы приглашения, и, когда гости собрались в ресторане «Quo Vadis» и выпили за здоровье супружеской четы, Мура встала и призналась, что это шутка. Когда в 1934 году близкий друг Уэллса, знаменитый английский писатель Сомерсет Моэм, спросил Муру, как она может любить Уэллса, этого толстого и очень вспыльчивого человека, она ответила: «Его невозможно не любить – он пахнет медом».

Уэллс считался главным европейским интеллектуалом. Но в последние годы своим главным достижением Уэллс считал любовь Муры. Впервые за всю жизнь Уэллсу не только было достаточно одной женщины, но в этой женщине была вся его жизнь…

Во время войны Мура работала в журнале «Свободная Франция», активно сотрудничала с движением Сопротивления, имела деловые отношения с Локкартом и генералом де Голлем. Уэллс мог только восхищаться ее неуемной энергией: сам он был уже тяжело и безнадежно болен. Его не стало 13 августа 1946 года, за месяц до восьмидесятилетнего юбилея. Последние полтора года Мура находилась с ним неотлучно. После кремации два его сына развеяли прах писателя над водами Ла-Манша. В завещании он оставил Муре сто тысяч долларов.

Муре было пятьдесят четыре года. Теперь она могла жить совершенно свободно – денег было достаточно, дети обходились без нее: сын жил на ферме на острове Уайт, дочь замужем. Но война и смерть Уэллса подкосили ее. Эта вечно молодая женщина начала стареть. Она много ела и еще больше пила – про нее говорили, что она может перепить любого матроса. Мура стала толстеть, перестала следить за собой. Но ее уважал весь Лондон, считая умнейшей женщиной своего времени. Она – невенчанная жена, эмигрантка, шпионка, авантюристка – смогла очень высоко себя поставить в этом самом снобистском городе Европы. Даже ее шпионская слава – а в разное время ее считали сотрудницей английской, германской, советской разведок – лишь внушала уважение к женщине, которая смогла не только выжить в самых суровых условиях, но подчинить себе эту жизнь. Великобритания не забывала ее заслуг перед Форин Офис; Франция помнила о ее сотрудничестве с генералом де Голлем; аристократия всего мира считала ее – графиню и баронессу – своей. Теперь, когда у нее была масса свободного времени, Мура стала сознательно делать то, чем раньше занималась по случаю: создавать легенду о своей жизни. В разговорах в великосветских гостиных и в интервью ведущим изданиям она много и охотно рассказывала о себе – но чем больше и, казалось, откровеннее она говорила, тем все больше запутывалась ее история. Отношения с Горьким и Уэллсом, английской разведкой и советскими спецслужбами, ее семья – все обрастало таким количеством подробностей, противоречащих друг другу, что стало практически невозможно установить истину. Удивление и восхищение ее силой убеждения вызывает тот факт, что Муре верили все и всегда, что бы она ни говорила. В одном из последних интервью она даже заявила, что происходит по прямой линии от брака императрицы Елизаветы Петровны с Алексеем Разумовским. Россия и СССР продолжали занимать важное место в ее жизни. Мура несколько раз приезжала на родину: по приглашению вдовы Горького Екатерины Павловны Пешковой в 1956 году, затем в 1958 году, в 1960-м – навестить Бориса Пастернака и взять у него интервью, потом еще три раза. Ее принимали очень торжественно – и официальные власти, и советская интеллигенция, знавшая о ее необыкновенной судьбе. В последние годы ей было уже крайне тяжело выходить из дома. В это время ее описывали как необычайно грузную, но все еще красивую женщину, в длинной, широкой темной юбке, с несколькими нитками крупных бус, всегда с телефоном между колен, мужской палкой в руках и бутылкой водки в любое время суток. В конце концов она решила сама написать свою биографию. Для этого было собрано огромное количество документов, хранившихся в доме ее сына в Италии, недалеко от Флоренции, – она переехала сюда осенью 1974 года. Мура работала не в самом доме, а в специально оборудованном вагончике в саду. И однажды короткое замыкание вызвало пожар, уничтоживший и вагончик, и все хранящиеся там документы. Этого Мура уже не перенесла. 2 ноября 1974 года лондонская «Тайме» сообщила о ее смерти и опубликовала некролог, где она была названа «интеллектуальным вождем» современной Англии. На отпевании в первом ряду стояли французский посол с женой, а за ними – вся английская и русская эмигрантская знать.