Дочь Востока. Автобиография - Бхутто Беназир

— Кул хувва Аллаху ахад. — Скажи, Он Бог единый, — произношу я в дверях изречение из Священного Корана. В один джип грузятся Энн Фэдиман, Росс Манро, оператор Би-би-си, несколько человек из ПНП и моя подруга Питчи. Я влезаю в свой, разукрашенный лозунгами, оснащенный громкоговорителями, усилителем, кассетным плеером для транслирования песен ПНП. На капоте его флажок нашей партии. Со мною Самийя, несколько активистов партии и фотограф Мэри Эллен Марк. Ворота открылись, я поднялась на заднем сиденье, высунулась в обширный потолочный люк.

— Мараин гаи, мар джаин гаи, Беназир, ко лахаин гаи. — Побьем их, умрем, но не выдадим Беназир, — скандируют люди на урду, окружая автомобиль. Мой почетный караул в составе пяти тысяч человек.

Первая шашка слезоточивого газа влетела в толпу возле больницы «Мид Ист». Всего полиция использовала в этот день три тысячи таких шашек, триста из них на дороге, ведущей от Клифтон, 70. Новая встреча с полицией — снова газ. На этот раз полиция врезалась в толпу с намерением меня арестовать. Они направлялись к моему дому, но опоздали. Меня сдернули вниз, захлопнули люк. Мы кашляем, задыхаемся. Сосем лимоны, соль, закрываем лица припасенными заранее мокрыми полотенцами. Беспокоюсь за Энн Фэдиман и остальных во втором джипе.

Рассказывает Энн Фэдиман,

Сквозь дым полицейского слезоточивого газа едва можно что-то разглядеть. Пытаемся захлопнуть потолочный люк нашего джипа, но его заклинило. Когда наконец разобрались с люком, его долго не давали закрыть энтузиасты, взобравшиеся на крышу, чтобы потрогать собственными руками если не Беназир, то хоть кого-то, кто был подле нее. Слезоточивый газ, как мы впоследствии узнали, произведен в Соединенных Штатах, на заводах «Смит-энд-Вессон».

Росс у нас парень бывалый, ему дышать газом не впервой. Подражая ему, промываем глаза водой, прижимаем мокрые платки к глазам, но ощущение, не могу не отметить, самое неприятное. Путчи, у которой астма, как только вокруг начали взрываться дымовые гранаты, выскочила из джипа и смогла убежать домой, мы же чувствовали последствия действия этой гадости еще по нескольку недель. Мне пришлось дома лечиться стероидами. Врач сказал, что я получила «повышенную дозу при глубоком вдыхании». Но мне еще повезло. Башир Рияз, как я узнала позже, мучился несколько месяцев.

В толчее и неразберихе водители джипов решили, чтобы сбить с толку полицию, разделиться и направиться в Лиари, беднейший район Карачи и оплот ПНП, двумя разными путями. Полиция, однако, без труда выслеживала наши кавалькады, выросшие в длинную вереницу автобусов, грузовиков и автомобилей иного типа, и каждый раз мы упирались в блок-пост. Мы опять встретились и решили направиться к мавзолею Мохаммеда Али Джинны. Но и это не получилось. Игра в прятки и догонялки с полицией продолжилась. Развернувшись, направились обратно в Лиари, но тут вдруг лопнула покрышка. На возню с домкратом времени не было, да и нужды в нем тоже. Люди подняли бок машины, и множество рук помогло водителю заменить колесо. И снова наперегонки с полицией.

Рассказывает Росс Манро.

На площади Чакивара Чоук в Лиари толпилось не менее десяти тысяч человек. Прибыв туда, Беназир одержала символическую победу, ибо она произнесла там непродолжительную речь, говорила в течение нескольких минут, используя бортовую громкоговорящую систему своей машины. «Вы все мои братья и сестры, — начала она на урду, а завершила призывом: — Зия должен уйти!» Она сказала, что День независимости в Пакистане носит оттенок горькой иронии, ибо пакистанцы не имеют достаточной политической независимости, чтобы выразить свое мнение. Выступала она на фоне дыма, валившего от полыхавшего в двух сотнях ярдов от нее автобуса.

Энн Фэдиман.

Я не заметила ни одного проявления насилия со стороны сторонников ПНП. А вот полиция не скупилась на насилие. Полицейские нещадно колотили людей. Молодые люди прикрывались от ударов полицейских палок руками. Когда мимо проезжал джип Беназир, они прижимали окровавленные руки к стеклам, показывая готовность жертвовать за нее собою. Внезапно я увидела корреспондента Би-би-си в Карачи Икбала Джаффери. Он подбежал к нам, огибая толпу. «Полиция озверела, — сказал он. — Я видел, как они били десятилетнего мальчика за то, что у него эмблема ПНП». Газ полиция применяла особенно интенсивно, когда появлялась Беназир.

— Вниз, вниз! — закричали мои спутники, стаскивая меня на сиденье. Мне вспомнилось нападение полиции на нас с матерью на стадионе Каддафи. Над головой свистели газовые шашки. Стражи порядка применяли их не только как источник газа, но и как поражающее оружие. Полиции становилось все больше.

— Нельзя позволить им арестовать вождя партии! — услышала я крик одного из активистов.

— Держи полицию! — откликнулись голоса вокруг. Мгновенно выросли баррикады. Запылали покрышки и горючий мусор. Мы рванулись прочь проулками Лиари. В преследующие нас автомобили полиции полетели камни.

— Сюда, сюда! — направляли нас, не давая сворачивать в тупики. Оторвавшись на какое-то время от полиции, останавливаем такси. В воздухе клубится вонючий дым горящей автомобильной резины, разъедающий глаза и горло слезоточивый газ. Кричат люди, завывают полицейские сирены. Мой джип снова рванулся вперед, на переднем сиденье его Самийя в моей дупатте, для введения в заблуждение полиции. Водитель такси впопыхах дергает машину с места при открытых дверцах.

— Не спешите, не спешите, — успокаиваю я его.

Такси несется по узким улочкам, но стряхнуть увязавшийся за нами одинокий полицейский мотоцикл никак не удается. Я на ходу совещаюсь с лидерами ПНП. Нужна пресс-конференция, но где? Предлагаются различные решения, но я настаиваю на своем доме. Назад, на Клифтон, 70. Пусть я направлюсь в лапы полиции, но я обращусь к журналистам в собственном доме, и меня уведут из собственного дома. Мотоцикл все еще на хвосте. Надо от него отделаться.

— Здесь вправо! — ору я водителю, указывая в проезд, ведущий к отелю «Метрополь». Взвыли тормоза, машина свернула, обогнула отель, вынырнула с другой стороны — мотоцикл исчез.

Мы почти прибыли, но на Клифтон и в ее окрестностях тьма полиции. Водитель в панике тормозит.

— Не обращайте на них внимания, езжайте нормально, спокойно, как будто ничего не случилось, — снова поучаю его. — Уж желтую «тойоту»-то полиция явно не ищет. Бедняга направляет машину мимо полицейских патрулей. Я надвигаю на лицо дупатту Самийи, чтобы уменьшить шанс опознания. Возле дома одного из партийных деятелей задержались, чтобы смыть осадок слезоточивого газа.

— Сколько с нас? — спрашиваю я водителя, доставая бумажник.

— Я, знаете ли, не таксист, — неловко улыбается он, все еще дрожа от пережитого страха и возбуждения. — Это моя машина.

— Вы не таксист? — недоверчиво переспрашиваю я, вспоминая, как бесцеремонно командовала этим человеком.

— Нет. Но я ваш сторонник. Деньги принять он отказался.

Представители СМИ прибыли на Клифтон, 70, раньше нас. Степенно провожу пресс-конференцию, когда наконец к воротам чинно прибывает полиция. Я столь же чинно приняла троих женщин в форме, безупречно вежливых в присутствии иностранных журналистов. Они вручили мне ордер о задержании на тридцать суток по поводу организации незаконных сборищ. Я собрала вещи, прихватила зубную щетку и направилась в полицейское управление в сопровождении могучего полицейского эскорта, окруженного столь же многочисленными машинами членов и сторонников ПНП.

В полиции я узнала, что в Лахоре убиты в этот день шестеро, множество раненых. Снова показали зубы палачи режима. Людей убили члены парламента, открывшие огонь из «Калашниковых». К ответственности их за это никто не привлек, как и полицейских, ворвавшихся в приемный покой больницы и избивавших раненых, лежавших на носилках и пристегнутых к койкам наручниками. Избили одного маульви, в мечети промывавшего глаза пострадавшему.

В Синдхе жертв оказалось еще больше: шестнадцать убитых и сотни раненых. Полиция нападала на демонстрантов не только в Карачи, но и в других городах по всей провинции. За участие в мирных демонстрациях в честь Дня независимости страны.