Розмари Салливан - Дочь Сталина
Мне кажется, она абсолютно чокнутая. Одна из нас кончит тем, что окажется в гробу, с образком на сердце. Мамочка говорила мне никогда не заигрывать с женатыми мужчинами. Если ты вернешься домой не очень поздно, то лучше позвони ей. Я чувствую себя ужасно. Ненавижу, когда меня изводят и больше всего терпеть не могу бояться. Она такая грубая, что теперь я могу себе представить, каково было разговаривать со Сталиным.
Светлана решила прервать эти отношения и написала Фишеру, что им лучше будет расстаться. Но ей не так-то легко было покончить со своими чувствами к нему. К концу октября она жаловалась:
Мне так страшно без тебя… вся моя жизнь рушится, и я ничего не могу поделать. Я умру или сойду с ума…. Не оставляй меня без какой-либо возможности связаться с тобой — это негуманно. Я не могу думать, я не могу работать, у меня все валится из рук.
Она попросила его встретиться с ней тридцать первого октября. Для нее это был очень значительный, хотя и печальный день, — два года со дня смерти Браджеша Сингха. Они могли бы вместе позавтракать. Она больше ни с кем не хотела встречаться в этот день; он должен был, по крайней мере, оценить это. Она не звонила, поскольку он просил ее этого не делать, но умоляла его не оставлять ее одну в этот день. Фишер не пришел.
В эти черные дни была только одна хорошая новость — Светлана получила фотографии своей больницы в Калаканкаре. Она присвоила ей имя Браджеша Сингха. Светлана писала Джоан Кеннан: «Вы знаете, что значит медицинская помощь в сельской местности, где на тысячи детей и женщин не приходится ни одного врача. Эта больница позволит им лечиться бесплатно. Я чувствую себя полностью удовлетворенной — по крайней мере, я сделала что-то настоящее для реальных людей». Джоан, которая этим летом работала в Корпусе мира в Тонго, прекрасно понимала, в отличие от других людей, которые «зачастую вообще не думают, как живется другим». Эта шпилька явно была адресована Фишеру. Светлана сообщила Джоан, что закончила свою новую книгу. Ей нужен только месяц, чтобы выстроить ее и отредактировать.
Но Светлана все еще не могла перестать думать о Фишере. Двадцать второго ноября она попросила его вернуть ее любовные письма. Она сказала, что беспокоится, что все его бумаги находятся под контролем мисс Рэндалл. Светлана хотела уничтожить свои письма сама, она не доверяла его обещанию сделать это самому: «Я больше не верю ни одному твоему слову, поэтому я не успокоюсь, пока все бумаги не будут у меня». Фишер ответил официальным тоном:
24 ноября 1968 года
Дорогая Светлана,
Письма принадлежат тому, кому они адресованы.
Таким образом, твои письма ко мне являются моими, и у тебя нет никакого права на них и никакого права требовать их обратно ни вежливым тоном, ни, тем более, «категорически». Тем не менее, поскольку тебе очень хочется их получить, я пошлю их тебе, как только найду время разобрать свои папки.
По всей видимости, Фишер написал это письмо под копирку, поскольку копия письма сохранилась в его архиве, и он, конечно, так и не нашел времени вернуть Светлане ее письма.
Для Светланы эта записка была грубой отповедью. Этим жестом он снимал с себя всю ответственность за их роман. Возможно, из-за этого Светлана снова отправилась к нему домой, чтобы на этот раз потребовать свои письма и другие вещи. Дальше произошли достаточно печальные события.
Как и все остальное, происходящее со Светланой, эта история стала известна публике. Много лет спустя журналистка Патрисия Блейк, которая вместе с Фишером работала переводчиком, написала статью в журнал «Тайм»:
«Однажды осенним вечером в 1968 году [Светлана] в ярости пришла к дому Фишера. Он был дома вместе со своей помощницей Дейдрой Рэндалл, но не отвечал на звонки и стук Светланы. Как вспоминает Рэндалл, Светлана неистовствовала больше часа, крича и требуя вернуть ее подарки Фишеру: туристические часы и два декоративных подсвечника.
Когда Светлана начала трясти стеклянные панели на створках двери, пытаясь их разбить, Фишер вызвал полицию. Приехали два офицера и обнаружили бьющуюся в истерике Светлану. По ее порезанным рукам текла кровь».
По Принстону поползли слухи, город не привык к таким экстравагантным проявлениям чувств. Светлана была психически неуравновешенной, но чего от нее можно было ждать? В конце концов, она была дочерью Сталина. При всем этом Блейк не считала Рэндалл любовницей Фишера.
От Дейдры Рэндалл можно было ожидать если не сочувствия, то хотя бы какого-то понимания, поскольку она знала, что представляет собой Луис Фишер. В одном из своих писем она отчитывает его: «Что за замашки для мужчины — встречаться сразу с тремя женщинами? Кто такое позволит? Ну, по крайней мере, я просто хочу быть последней». Она говорила своему сыну Джорджу, что «Лу» — «ужасно трудный, жесткий, толстокожий, пугающий эгоист», но она восхищается этим мужчиной и собирается стать «последней» подругой в его жизни. Спустя чуть больше года, пятнадцатого января 1970, Фишер умер. Следующие два года Рэндалл занималась подготовкой к печати его последней книги.
Слухи раздувались все сильнее. Говорили, что Светлана в ярости въехала на своей машине в дом Фишера. Принстонские домохозяйки приглашали ее на обеды, где Светлана разочаровывала гостей, специально пришедших, чтобы посмотреть на нее. Она сидела и молчала, только однажды на ее глазах появились слезы, и она тут же ушла. Никто не озаботился спросить, почему она плакала.
Даже семь лет спустя Светлану все еще обсуждали на вечеринках. Присцилла Макмиллан вспоминала, как однажды на вечере всплыл эпизод с разбитым окном в доме Луиса Фишера. По ее словам, Джордж Кеннан описывал, как его выдернули с праздничного мероприятия и потребовали его присутствия в полицейском участке. Он приехал в вечернем костюме, с белым платочком в нагрудном кармане, одним словом, дипломат до кончиков ногтей, а полицейский сказал: «О, это снова вы!». Но Джоан Кеннан настаивала, что, на ее памяти, Светлану увозили в полицейский участок только один раз.
Представьте себе Светлану у двери дома Луиса Фишера, целый час звонившую и стучавшую в нее, а потом разбившую стекло и порезавшую руки до крови. Возможно, эта ее ярость была направлена и на всех призраков прошлого, людей, которые предали ее: мать, отца, брата, возлюбленных. И теперь — на всю эту новую жизнь.
Глава 23
Только один год
Светлана вступила во владение своим новым домом № 50 по Уилсон-роад 20 декабря. Переезд едва ли можно было назвать радостным событием, которого она с нетерпением ждала. Светлана позвонила своим старым друзьям Альберту и Джорджу Палесику из частного детективного агентства и попросила их помочь ей переехать. Она купила практичную мебель ярких тонов для гостиной и столовой и письменный стол для кабинета, на который торжественно положила ручку, подаренную Алом и Джорджем прошлым летом. Засушенные цветы от продавца пылесосов стояли на ее кухонном столе. Она ненавидела засушенные цветы, но это был подарок продавца, он сказал, что обычно их продает, поэтому она взяла букет.
