Джон Фуллер - Военное искусство Александра Великого

Во время длительного отдыха или после значительного успеха он проводил игры и праздники всякого рода, чтобы воздать хвалу мужеству своей армии.

Более всего привлекала к нему людей его неожиданная доброта по отношению к ним; например, после взятия Галикарнаса он отослал молодоженов домой, чтобы те провели зиму со своими семьями; можно вспомнить и о том, как заботливо он подготовил возвращение фессалийцев из Экбатан; и когда после братания в Описе он не только наградил отбывающих ветеранов по-царски, но и «написал Антипатру, чтобы на всех состязаниях и театральных зрелищах они сидели на почетных местах, украшенные венками, а осиротевшим детям погибших приказал выплачивать жалованье их отцов» (Плутарх. Александр. 71. Пер. М. Ботвинника и И. Перельмутера).

Он никогда не требовал от своих людей того, за что не брался сам. Направившись маршем в Индию, он обнаружил, что армейский обоз перегружен награбленным добром, и прежде всего приказал сжечь повозки, принадлежавшие ему и его гетайрам. Он думал в первую очередь о нуждах воинов, а потом уже о своих. Во время перехода через пустыню Гедросии, когда все изнывали от жажды, один из легковооруженных пехотинцев обнаружил в земле небольшую лужу и принес Александру воду в шлеме. «Он взял ее, поблагодарил принесшего и вылил воду на глазах у всех. Это придало всему войску столько сил, словно вода, вылитая Александром, оказалась питьем для всех. Я хвалю Александра за этот поступок, который, как ничто, говорит о его выдержке и умении обращаться с солдатами»[238].

Такие вот случаи привязывали к нему людей самыми крепкими узами. Они заряжались отчасти его несгибаемой волей и под его руководством пренебрегали опасностью, преодолевали трудности, и это позволяло ему вести их в земли, тогда считавшиеся краем света.

Эпилог

Историческая оценка

Во все времена люди вели войны; и тем не менее государи, на плечах которых лежала обязанность вести войну, не много внимания уделяли историческому опыту. Вот почему говорят, что история повторяется; к этому приводит невежество, заставляющее людей повторять одни и те же ошибки. Об этом более 2 тыс. лет назад писал Полибий: «Лучшею школою для правильной жизни служит нам опыт, извлекаемый из правдивой истории событий. Ибо только она без ущерба для нас делает людей безошибочными судьями того, что лучше во всякое время и при всяком положении» (пер. Ф. Мищенко). С одной оговоркой это истинная правда, и она состоит в том, что если настоящее получает пользу от прошлого, то лишь из изучения периодов, в которых происходили сходные события, можно извлечь полезные уроки.

То, что походы Александра могут преподать урок современным военным, – самоочевидно, поскольку война, когда бы она ни происходила, строится по одним и тем же правилам, и лишь применения этих правил меняются со временем. Но остается вопрос: может ли век Филиппа и Александра научить руководителей государств чему-то полезному?

Немало историков отвечают на этот вопрос положительно. В 1921 г. в предисловии к своему труду «Греческая законность» сэр Ричард Ливингстон писал: «Если в двадцатом веке поискать родственный ему по духу век в прошлом, это будет пятый век и последующие вплоть до возникновения христианства». А не столь давно профессор Джоффри Барракло заявил: «Если вы полагаете, что изучение истории полезно для понимания текущих событий, тогда вы многое почерпнете, изучая жизнь и деяния Александра Великого или Цезаря и римскую революцию. И вероятно, крайне важно это помнить, поскольку не может быть ошибки серьезней в современной политике, чем полагать, что полезнее обратиться к Европе девятнадцатого столетия либо в непосредственных политических действиях пытаться восстановить то, что обычно называют «традиционным порядком»[239].

Прочитав 1-ю главу, можно обнаружить сходство между общественными условиями V–IV вв. до н. э. и событиями нашего времени. Там разлагающаяся цивилизацию, в которой города-государства постоянно воюют друг с другом, – здесь раздоры между народами; полисы столь же ограниченны, как и современные национальные государства, и проявляют такую же близорукость, не желая пожертвовать частью собственного суверенитета и сплотиться перед угрозой быть поодиночке поглощенными иноземной автократией. Демократия была эмоциональной и, следовательно, иррациональной, как и в наши дни; демагогия господствовала повсюду; Социалистическое Государство благосостояния, в котором незаслуженные дивиденды распределялись между всеми его членами, также было хорошо известно; гражданам платили за то, чтобы они посещали народное собрание, как и современным членам парламента; а в идеальном государстве Платона присутствуют все прелести марксизма-ленинизма – стражи, или партия, не имеющий голоса пролетариат, подавление личности, запрет выезжать за границу, шпионы, тайные службы и цензоры и доносчики. Именно Платон писал, что тот, кто оказывает содействие начальникам, самый лучший, идеальный гражданин». Частные армии, набиравшиеся из наемников, можно сравнить с коричневорубашечниками Гитлера, чернорубашечниками Муссолини и красной ЧК Ленина.

Филипп Македонский использовал внутренний фронт, возникший в результате этих раздоров, а Александр усовершенствовал военное искусство своего отца во время завоевания Персидской империи. Если бы они полагались лишь на военную силу, они определенно не достигли бы поставленных целей. Поскольку политические и социальные условия, существовавшие между двумя последними войнами, напоминали те, что существовали в дни Филиппа и Александра, то, если бы руководители государств в этот период смогли усвоить жизненно важные уроки, которые преподали эти два воина-правителя, их опыт был бы бесценен во втором мировом конфликте.

Они, безусловно, должны были понять, что, если война – важный инструмент политики, политика должна соответствовать существующим политическим условиям. Их трагическая ошибка заключалась в том, что они не поняли, что Первая мировая война, как и Пелопоннесская война, разрушила политический век, который ее породил, они должны были отдавать себе отчет в том, что они живут в новом веке, который требует совсем иной военной политики, в свою очередь требующей других методов для ее проведения.

Важнейшим следствием Первой мировой войны была серия катастрофических революций: исчезла Австро-Венгерская империя, Россия была ввергнута в марксизм-ленинизм, Италия – в фашизм, Германия – в национал-социализм, многие страны коммунистической или фашистской направленности разного толка пришли на смену цивилизации XIX столетия. Это означает, что если в 1914 г. все воюющие стороны были крепко сплоченными нациями, чьи граждане твердо поддерживали свои правительства, то в следующей войне и особенно в тех странах, в которых существовали революционные режимы, имелись реакционные внутренние фронты, и с этими враждебными партиями можно было солидаризироваться, чтобы атаковать правительства изнутри. Учитывались ли эти факторы государственными руководителями в 1939 г.? Кроме Советской России, они нигде или не принимались во внимание вовсе, или рассматривались слишком поверхностно. Как это могло случиться?