Наталия Басовская - От Клеопатры до Карла Маркса. Самые захватывающие истории поражений и побед великих людей

Италия была разделена на восемь государств под патронажем Австрии. Жизнь итальянских земель оказалась подчинена интересам австрийской монархии. А порой австрийское управление выливалось в прямую оккупацию. Эта бомба рано или поздно должна была взорваться.

Мадзинисты не были единственными революционерами в Италии – еще раньше возникли тайные общества так называемых карбонариев (в буквальном переводе – «угольщиков»). Возглас «он карбонарий!» известен нам по тексту «Горя от ума» как символ ужасающей обывателя революционности. Организация карбонариев была тесно связана с масонством. Она не имела четкой программы, но среди абстрактных лозунгов, призывавших к добру, важное место занимала борьба за объединение Италии.

Тактика «Молодой Италии» была заговорщической, а значит, безнадежной. Со временем Гарибальди разочаровался в ней, и у него возникли с Мадзини серьезные противоречия. Но пока он увидел в деятельности общества реальный путь к тому, чтобы сделать что-то для Италии – страны, которую он с детства любил по рассказам. Такая любовь, основанная на теоретическом представлении, была в духе его натуры.

В 1833 году, со вступлением в «Молодую Италию», в сознании и судьбе Гарибальди произошел переворот. Он поклялся посвятить жизнь борьбе за освобождение Италии. И клятву эту выполнил.

Уже в следующем, 1834 году он стал участником заговора мадзинистов, которые пытались организовать восстание против австрийского гнета. Гарибальди получил задание «поднять флот» Пьемонт-Сардинского королевства. Ни больше ни меньше. Это было нереально. Заговорщики вообще мало считаются с исторической реальностью, с конкретной обстановкой. Им свойствен романтический взгляд на вещи: мы свято верим в свою правоту – и люди пойдут за нами. Иногда в истории это удавалось, но не на сей раз. Уже в 1835 году было ясно, что заговор провалился. Гарибальди, как один из его активных участников, был заочно приговорен к позорной казни – расстрелу в спину.

Нельзя забывать, что времена Средневековья были еще не очень далеко, и в отношении тех, кого считали преступниками, применяли самые жестокие пытки и казни. Возродилась даже отмененная Наполеоном Бонапартом инквизиция. Вместе с нею вернулось и отношение к казни не просто как к суровейшему наказанию, но и как к жестокому уроку, попранию личности. И это было совершенно невыносимо для горделивой натуры Гарибальди.

Он бежал из Генуи сначала в Ниццу, потом в Марсель. Бежал, как в романе, – пешком, переодевшись в крестьянскую одежду. И все-таки по дороге в Марсель его схватили. О дальнейшем он так рассказал в мемуарах: арестованный, сделав вид, что залюбовался пейзажем, выпрыгнул в окно второго этажа. Этот удивительный эпизод перекочевал из его воспоминаний во множество научных и художественных биографий.

Конечно, трудно представить себе конвоиров, которые поверили, что арестованный любуется пейзажем. Впрочем, он, наверное, делал это очень убедительно. Ему было свойственно отношение к природе как к символу высшей, божественной красоты. В зрелые годы он жалел, что не сделался поэтом, и признавался: «Когда я вижу прекрасный закат, сверкающие звезды, дивные растения, в моей душе играет музыка».

Итак, ему вновь удалось бежать. Но в некой таверне хозяин объявил ему, что он узнан и сейчас будет арестован. На что Гарибальди ответил: «Подожди сообщать обо мне властям. Ужин еще не закончен». И во время трапезы начал прекрасным тенором петь куплеты на слова Беранже. (Французский и итальянский были для Гарибальди одинаково родными языками.) Публика, состоявшая из итальянцев – поклонников бельканто – и южан-французов, не очень от них в этом отличающихся, пришла в восхищение. Трактирщик тоже заслушался. Куплеты смелого содержания, весьма обидные для королей, Гарибальди исполнял всю ночь – а наутро скрылся. Потом в его записках появилась фраза: «Да, умер Беранже, так и не зная, какую услугу он оказал одному из борцов за свободу».

На сей раз ему пришлось бежать далеко. Он отплыл в Рио-де-Жанейро. 13 лет он проведет в Южной Америке, побыв сначала обыкновенным корсаром, то есть пиратом. Враги называли его Белый Дьявол. На своих всего лишь двух, потом трех суденышках он был по-настоящему опасен. Хосе Гарибальди наводил ужас на побережье Бразилии.

Южная Америка была горячим континентом. Там не стихли еще национально-освободительные движения, сбросившие власть Испании и Португалии. Южноамериканские территории были населены смесью потомков аборигенов, колонизаторов и черных рабов, которых уже начали туда привозить. В этой горячей лаве контуры новых государств только определялись, их этнический и политический облик оставался очень туманным.

Попав в эту среду, Гарибальди не остался корсаром. Он как будто искал возможность придать своей деятельности смысл и целесообразность. Начинал он как добрый разбойник – морской Робин Гуд. Часто, захватив корабль, оставлял пленникам все, что при них было. По легенде, однажды он даже не взял у кого-то ящичек с бриллиантами, сказав: «Оставь, самому пригодится». Это похоже на фантастический домысел, но такие фантазии не рождаются на пустом месте.

А потом Гарибальди обрел идею. Он превратился в борца за независимость республики Рио-Гранде на юге Бразилии. Подрядившись на службу в этой крошечной, еще не родившейся республике, он стал генералом. Впрочем, звания и титулы там раздавались щедро.

В течение семи лет он вел эту безнадежную борьбу против большой и сильной Бразильской империи. Его волонтерский, полукорсарский флот был обречен. Но Гарибальди это не останавливало. Потерпев окончательное поражение, он некоторое время поборолся за независимость небольшой республики Уругвай, побыл в Монтевидео, поддерживая тех, кто хотел отделиться от Аргентины… Он всегда оказывался там, где борются за свободу.

В те четыре года, что он сражался за Уругвай, возник легион «красных рубашек». Это была, вероятно, чистая случайность: волонтеры надели такие рубашки, какие были на захваченном ими складе. Но так родился символ, навсегда ставший знаком сторонников Гарибальди.

Они были бедны, потому что Уругвай был беден. Гарибальди старался не брать денег, предпочитая образ бессребреника. Правда, собравшись отплывать в Европу, он принял помощь в снаряжении кораблей.

Во время своей южноамериканской эпопеи Гарибальди нашел себе жену. Ею стала Анита Рибейру да Силва – креолка из Уругвая. Она была замужем, но это не явилось для него препятствием. У Гарибальди всю жизнь были сложные отношения с католической церковью. Похоже, что в ранней юности он, подобно Артуру из романа «Овод», столкнулся с нарушением тайны исповеди и потом всегда с недоверием относился к священникам. Поэтому он не был убежден и в том, что браки совершаются на небесах. Анита бежала с ним. И это был брак до самой ее смерти, хотя им далеко не сразу удалось его узаконить.