Анатолий Кожевников - Стартует мужество

 — Расскажи-ка, что у нас по вооружению делается нового? — переменил разговор Гудим. Он встал и распахнул окно. В накуренную комнату ворвался свежий таежный воздух.

 — О реактивных истребителях ты уже слышал? О «миге» пятнадцатом, например? Но это самолет лишь первой перспективы.

 — А самолеты второй перспективы какими будут, если не секрет?

 — Вторая перспектива — это скорости порядка двух — двух с половиной тысяч километров в час. Третья перспектива — космические скорости.

 — А «миг» пятнадцатый — хорошая машина?

 — Не хорошая, а отличная, летчики очень довольны, а о техниках и говорить нечего. Двигатели надежны в работе, проще в эксплуатации, запускаются без подогрева при любой температуре, даже при минус сорок. Осенью поеду переучиваться.

Утром я вылетел по намеченному маршруту. Внизу, сколько глазу видать, расстилалась тайга. Широкий Амур уходил в синюю даль и терялся среди горных хребтов.

Вдруг начались перебои в работе мотора. Теперь ему — все внимание. В такие минуты ощущаешь каждый оборот коленчатого вала, кажется, бензин течет не по бензопроводным трубкам, а по твоим собственным жилам. На индикаторе стрелка то падает, то вновь возвращается к цифре нормального давления. Вероятнее всего, где-то на участке фильтров произошла закупорка бензопровода. Исправить что-нибудь я не в состоянии. Разворачиваюсь в сторону аэродрома и лечу по кратчайшему пути, готовый в любую секунду покинуть самолет с парашютом: посадка в тайге исключена.

«Хотя бы до Амура долететь», — думаю я. А мотор уже почти не тянет.

Показался Амур, вижу село, до него километров пятнадцать. Долетел до села, прошел над ним… Минуту назад я мечтал увидеть хоть какой-нибудь населенный пункт, чтобы прыгать не над глухой тайгой, а поближе к жилью. Теперь мне этого мало, затеплилась надежда дотянуть до аэродрома. Мотор захлебывается, обороты падают. Собираюсь прыгать, но мотор на минуту оживает, делает рывок.

 — Главное, не теряйте высоты, — передают с земли.

Я и сам понимаю, что высоты теперь терять нельзя, иначе — конец.

Мотор опять захлебнулся, надо прыгать, но — вижу аэродром. Теперь уж грех не дотянуть, и я тяну из последних сил…

К самолету бегут техники, впереди Гудим.

 — В чем дело?

 — Надо посмотреть бензофильтры и помпу, — говорю ему, — нарушилась подача топлива.

Гудим бросается к машине, а я вспоминаю наш с ним разговор о Володе Парепко. Остановись мотор моего самолета на десять секунд раньше, и обо мне бы говорили, наверное, что был неосторожен, неосмотрителен. Нашлись бы умники и корили меня за то, что вовремя не выбросился с парашютом… Да, за других решать просто, но все-таки не надо торопиться с приговорами…

 — Недосмотр техника при подготовке, — говорит Гудим, отходя от самолета. — А вообще-то — старье, все ресурсы выработаны. Скорей бы уж новую технику давали.

И я думаю: скорей бы. Но даже сейчас, когда эта старая машина сыграла со мной злую шутку, я думаю о ней уважительно, ведь на них мы ходили в лихие атаки, успешно били врага.

На реактивный…

Первый реактивный истребитель был испытан капитаном Военно-воздушных сил Бахчиванджи еще во время войны. То была заря реактивной авиации. Бахчиванджи не было суждено увидеть большую реактивную авиацию, он погиб при испытании истребителя.

Когда фашистская авиация потеряла инициативу и была наполовину уничтожена советскими летчиками, а германская промышленность уже не имела сил восстанавливать потери, немцы решили заполнить пробел новым оружием. Надеялись, что это им удастся.

Гитлер угрожал: «Я закончу войну потрясающим ударом, от которого содрогнется все человечество». Трудно сказать определенно, что он имел в виду, но реактивные машины они создавали. Немцы не успели наладить их серийное производство, они построили только несколько самолетов, которые еще не представляли собой реальной боевой силы и не могли противостоять нашей авиации: перед концом войны летчик капитан Кузнецов сбил под Котбусом реактивный фашистский истребитель.

У нас большая реактивная авиация появилась в послевоенные годы. Проходили испытания самолеты Як-15, МиГ-19, Як-17. Это были первые плоды исканий инженеров-конструкторов.

Для истребителей открылся новый фронт, требующий жертв и дерзаний. Летчики гибли, но не отступали, штурмуя скоростные барьеры.

Большая заслуга в освоении полетов на реактивных истребителях принадлежит Маршалу авиации Евгению Яковлевичу Савицкому, который во время Отечественной войны был командиром нашей дивизии. Человек редкой энергии, он неутомимо работал на новом поприще, разрабатывая методику обучения летчиков и тактику боевого применения новых машин.

Развитие реактивной авиации тормозилось тем, что старый профиль крыла не соответствовал скорости, которую можно было развить при помощи реактивного двигателя. Вскоре конструкторам удалось найти новый профиль. Это было ламинарное стреловидное крыло.

В такой аэродинамической компановке появился МиГ-15. Это был самолет нового качества, отличающийся от своих предшественников большими скоростями. Он открывал дорогу в стратосферу и позволял летать, не видя земной поверхности как днем, так и ночью, в облаках и за облаками.

Полеты в облаках днем и ночью требовали не только мастерства, но и высоких моральных качеств. Летчику, привыкшему пилотировать самолет при видимости земли, нужно было заставить себя безоговорочно верить приборам.

Как инспектору истребительной авиации Советской Армии, мне посчастливилось попасть в особую группу по освоению полетов на реактивном истребителе в сложных метеорологических условиях. В этой группе были прославленный летчик Великой Отечественной войны трижды Герой Советского Союза Покрышкин, герой испанских боев генерал Коробков, Герой Советского Союза Максимов, дважды Герой Советского Союза Покрышев и отличные летчики Немировский и Карих. Все они уже имели по нескольку полетов на новой машине. Мне нужно было их догонять — изучить самолет и вылететь на нем.

С утра до поздней ночи я не выходил из учебных классов. Наконец самолет и двигатель изучены, я имею право вылететь на скоростном истребителе.

Декабрь. Солнечный морозный день. Небо высокое, воздух необычайной прозрачности. Инструктор Семиков идет спокойно, по-медвежьи переваливаясь в теплых собачьих унтах. Я шагаю рядом, слушая бесконечные указания. Подходим к серебристому истребителю. Техник самолета в замасленной куртке стянул рукавицу и вскинул под козырек покрасневшую от холода руку.