Виктор Петелин - Фельдмаршал Румянцев

Александр Дублянский рассказывал Петру Александровичу о весьма интересных событиях, которые совсем недавно происходили в Стародубе.

– Два с половиной года после смерти Акима Яковлевича Борсука, флигель-адъютанта старшего Разумовского и товарища гетмана Кирилла Разумовского, стародубский полковничий уряд оставался вакантным.

– А почему? – живо спросил тогда Румянцев.

– Не знаю… Более года полком управляла старшина, но потом получилось так, что управлять было назначено мне с бунчуковым товарищем Петром Миклашевским.

Петр Александрович внимательно слушал Дублинского.

– Но управляли полком мы недолго. Возвратился из Пруссии Скарупа и заявил нам, что раз он вернулся, то он будет управлять. А у нас есть универсал гетмана. Так он ожесточился, накричал на нас обоих, издевался и всячески поносил, звал меня к себе поверенным, там же в конторе в присутствии полковых старшин обозвал меня дураком. А потом объявил, что нечего нам делать в канцелярии. И конечно, увидев якое его, Скарупы, наглое поведение и опасаясь еще большего бесчестия, мы принуждены были оставить канцелярию.

– Мне рассказывали, что обозный Скарупа, получив немалое наследство от отца, умножил его насилием над соседями? – спросил Румянцев.

– Да! Его прозвали «грозным», его трепещут соседи. Несколько лет тому назад, незадолго до начала войны, он наслал на сенокосы тогдашнего хорунжего* Данченка своих подданных человек сорок, пьяных, с дручьем и вилами, на девятнадцати подводах. И оные люди забрали у Данченка более тридцати копен сена и увезли в Кустичи, его наследственный удел.

– Ну и что же? Никто не видел и не помешал творить этот разбой?! – закипел от гнева Румянцев.

– Видели, ваше сиятельство! Да кто может помешать-то… – сокрушенно сказал Дублянский. – Видели приказчик с его подданными, но убоялись угроз людей Скарупы, говоривших, что если они пойдут того сена боронить, то некому будет их на другой день и хоронить. А кому ж охота…

– А сам-то хорунжий Данченко тоже испугался угроз?

– А что Данченко? Он написал жалобу полковнику Федору Дмитриевичу Максимову, пятнадцать лет правившему полком. Полковник приказал Скарупе возвратить забратое сено и вознаградить другие ущербы.

– И что же?

– Скарупа нехотя подчинился, вернул сено. Но он знал тогдашнее бессилие власти и верил в свою силу, дожидался другого случая.

– Но как же такого грабителя назначили полковым обозным?

– У него были хорошие связи с приближенными гетмана. Он их всех задобрил, а это он умеет. Говорят, он и на войне занимался только тем, что ухаживал за их сиятельством графом Бутурлиным, и немалого добился. Хвастался, что с его помощью он станет здесь полковником, вот так и ведет себя. А еще нахальнее и грубее ведет себя его жена Анна Яковлевна.

– А почему она себя так ведет?

– Она внучка нежинского полковника Жураковского, который был женат на дочери гетмана Апостола. Так что у них связи преогромнейшие со всеми знатнейшими семьями Украины.

– И вы знаете об этих случаях грабежа?

– Ну как же? Здесь у нас все об этом знают… Обозный Скарупа давно мечтал захватить часть соседнего села Рухова, которым владела вдова младшего из сыновей полковника Миклашевского. Скарупа предлагал ей мировую, но она не соглашалась. Сам обозный ничего не успел предпринять, ушел с отрядом казаков в Пруссию. А в конце июня 1761 года обозная собрала множество подданных своих, человек до трехсот, причем для увеличения толпы одела и женщин в мужское платье, вооружила их дубьем, булавами и косами… А затем, напоив всех довольно горилкою, отправила на ржаное поле руховской владелицы, где работали крестьяне ее. Приехав на поле, скарупинские люди, выпив еще водки, напали на крестьян и стали бить их смертным боем. Крестьяне убежали с поля, укрылись в своих хатах. А насланная толпа стала жито подкашивать не по-хозяйски, а лишь обивать колосья. Причем на скошенное в таком виде жито нагоняли скот, топтали и уничтожали то жито…

– Так можно поступать только лишь в том случае, если уверен в своей безнаказанности. Есть же закон! – Румянцеву явно становилось не по себе, когда он слушал этот рассказ о бесстыдных беззакониях.

– Так оно и получилось, ваше сиятельство! Обиженная хоть и жаловалась, но все безрезультатно: полковника у нас уже не было, а полковая старшина бессильна против такого грабительства и нахальства. А сейчас за него хлопочет в сенате сам граф Бутурлин.

– Да, я знаю…

– И что же? – в свою очередь задал вопрос Дублянский.

– Я решил посмотреть, что это за человек… Ну а теперь, сами понимаете, я не могу, несмотря на представительство людей несомненно сильных, пользоваться к нему благорасположением. Тем более ее величество на сенатском докладе написала: «Без представления графа Румянцева на сие поступить нельзя». Нет, он не получит при мне никакого поощрения.

– Грозный человек, соседи трепещут перед его именем, – задумчиво сказал Дублянский.

– Нет, не думаю, что он может быть сейчас грозным. Теперь будет торжествовать закон и справедливость – так повелела императрица. И я сделаю все, чтобы так и было.

С каждым днем Румянцева все больше и больше покорял молодой Безбородко своим ровным характером, кротким и почти застенчивым обхождением со всеми, кто его окружал. Даже простота и неизысканность одежды Александра обращали на себя внимание. И чем больше он давал поручений ему, тем больше поражался и деловым его качествам: слишком часто приходилось ему сталкиваться с любителями роскоши, самоуверенными и надменными глупцами, а тут…

Однажды Румянцев заговорил с ним о татарах и турках. Как-никак, а мысли генерал-губернатора постоянно возвращались к этим неприятелям России. Сколько уж раз терпели россияне от наглых нападений своих ближайших соседей! И не так просто оказалось установить с ними нормальные отношения, не один заключенный мирный договор был порушен крымскими татарами и турками. И вот теперь снова надвигалась грозовая туча на мирные малороссийские села и города. Надо было что-то предпринимать. Пора… Пока беспокойные татары в Крыму будут зависеть от турок, до тех пор не миновать войны с ними. Но хватит ли сил бороться с ними? Петр Великий так и не смог их победить, хотя и был близок к этому…

Петр Александрович взял со стола большую книгу и начал ее перелистывать. Здесь были собраны царские указы. И чуть ли не в каждом из них говорится об отношениях с Крымской ордой…

Вошел Безбородко, ставший необходимейшим человеком в канцелярии.

– Вот знаменательные слова царского указа столетней давности: если крымские люди задор учинят, то царское величество укажет над ними промысел учинить. Что скажете, Александр Андреевич, о крымцах? Вы знаете о письме атамана Серка хану крымскому? Да вы садитесь, потолкуем…