Молотов. Наше дело правое [Книга 1] - Вячеслав Алексеевич Никонов

Между тем в показаниях арестованных появились сведения о террористических планах. Вернувшись в Москву, генсек прямо сказал по телефону Бухарину, что на руководителей правых падает моральная ответственность за поощрение заговоров с целью устранения Сталина. Тот предложил «переговорить по душам», а когда Сталин отказался, ответил эмоциональным письмом. «Или то, что я не лижу тебе зада и не пишу тебе статей а 1а Пятаков — или это делает меня “проповедником террора”». 20 октября конфликт обсуждался на закрытом заседании Политбюро, которое поддержало Сталина. Бухарин обвинил его в нарушении существовавшего между ними «перемирия» и демонстративно покинул заседание. ПБ в его отсутствие приняло решение: «Обязать т. Сталина немедленно прекратить хождение по городу пешком. Поручить т. Ворошилову ускорить дальнейшую очистку Кремля от ряда живущих там не вполне надежных жильцов»[840].

25 ноября ПБ постановляет: «Для руководства ходом дел на процессе Промпартии создать комиссию в составе тт. Литвинова (с заменой Крестинским), Молотова, Сталина, Ворошилова, Менжинского, Янсона и Крыленко. Созыв за т. Молотовым»[841]. На объединенном пленуме ЦК и ЦКК в декабре 1930 года Молотов рассказывал о трех группировках:

— Первая — откровенно капиталистическая группировка «Промпартии» в лице Рамзина, Ларичева, Осадчего, Шейна и др.; вторая — эсеровско-кулацкая группировка Кондратьева, Садырина, Юровского, Чаянова и Кº и третья — группировка «советских» меньшевиков в лице Громана, Суханова, Шера и им подобных. Ни одна из этих группировок, несмотря на разницу их политических оттенков и влияний в известной среде, не имела каких-либо корней в массах. Однако в известных условиях, в обстановке нападения на СССР, эти контрреволюционные группировки представляли бы несомненную опасность. Известно, что вредители ставили ставку на правых в госаппарате[842].

И новое дело. 21 октября некто Резников написал на имя Мехлиса: председатель правительства РСФСР Сергей Сырцов и его сторонники установили контакты с группой первого секретаря Закавказского крайкома Ломинадзе на почве недовольства руководством. Генсек распорядился вызвать Сырцова. Найти его удалось уже ближе к вечеру: выяснилось, что он проводил собрание с единомышленниками по вопросу смещения Сталина как легальными, пропагандистскими, так и нелегальными методами. Его режиму не отводили и нескольких месяцев[843]. Другие участники это подтвердили. Совместными усилиями ЦКК и ОГПУ у всех, включая Сырцова и Ломинадзе, были получены признания в антипартийной деятельности. 23 октября Сталин писал из Москвы наконец-то выбравшемуся в отпуск Молотову: «Посылаю тебе два сообщения Резникова об антипартийной (по сути дела правоуклонистской) фракционной группировке Сырцова — Ломинадзе. Невообразимая гнусность… Играли в переворот, играли в Политбюро и дошли до полного падения»[844].

4 ноября объединенное заседание Политбюро и Президиума ЦКК рассматривало по докладу Орджоникидзе вопрос «О фракционной работе тт. Сырцова, Ломинадзе, Шацкина и др.». Молотов успел вернуться:

— Выслушав здесь речи товарищей Сырцова, Ломинадзе и Шацкина об их политических взглядах, приходишь к выводу, что нам приходится заниматься воистину жалкой политической группой. Но почему нам все же стоит этой группой заняться? Потому что в активизации этих элементов мы не можем не видеть одного из маневров правых элементов в нашей партии, которые во главе с тт. Бухариным, Рыковым и Томским перешли к тактике отмалчивания — отмалчивания до поры до времени! — а на деле целиком поддерживают, покрывают и вдохновляют борьбу околопартийных элементов с партией. Это мы, члены ЦК, видим даже в самом Политбюро, где т. Рыков, формально не объявляя войны, занимался этим же самым и в последние недели, когда ЦК приходилось усиленно работать над исправлением ряда ошибок хозяйственных, финансово-кредитных и других органов[845].

Было принято решение вывести Сырцова и Ломинадзе из ЦК. Резолюция, подготовленная комиссией с участием Молотова, была утверждена только через месяц. В ней говорилось, что Сырцов и Ломинадзе организовали «лево-правый» блок, платформа которого совпадает с взглядами «правого уклона»[846].

О своем намерении сменить Рыкова Сталин, судя по документам, дал понять Молотову в письме от 13 сентября: «Наша центральная советская верхушка (СТО, СНК, Совещание замов), — писал Сталин, — больна смертельной болезнью. СТО из делового и боевого органа превратили в пустой парламент. СНК парализован водянистыми и по сути дела антипартийными речами Рыкова. Совещание замов… теперь имеет тенденцию превратиться в штаб… противопоставляющий себя Центральному] Комитету партии. Ясно, что так дальше продолжаться не может. Нужны коренные меры. Какие — об этом расскажу по приезде в Москву»[847]. Не последнее место в ряду претензий к Рыкову была его слабость, о которой писал знаток нравов советской элиты Саймон Монтефьоре: «Его пьянство было столь сильным, что в кремлевских кругах водку даже называли “рыковкой”»[848].

22 сентября Сталин полностью раскрыл перед Молотовым свои планы реорганизации правительства: «1) Мне кажется, что нужно к осени разрешить окончательно вопрос о советской верхушке. Это будет вместе с тем разрешением вопроса о руководстве вообще, т. к. партийное и советское переплетены, неотделимы друг от друга. Мое мнение на этот счет: а) нужно освободить Рыкова и Шмидта и разогнать весь их бюрократический консультантско-секретарский аппарат; б) тебе придется заменить Рыкова на посту ПредСНК и ПредСТО. Это необходимо. Иначе — разрыв между советским и партийным руководством. При такой комбинации мы будем иметь полное единство советской и партийной верхушек, что несомненно удвоит наши силы… Все это пока между нами. Подробно поговорим осенью. А пока обдумай это дело в тесном кругу близких друзей и сообщи возражения»[849].

Члены Политбюро обсуждали этот вопрос 7 октября. Ворошилов информировал Сталина о результатах этого обсуждения: решение сместить Рыкова поддержано единогласно. Однако по вопросу о новой кандидатуре многие члены Политбюро не согласились со Сталиным. «Я, Микоян, Молотов, Каганович и отчасти Куйбышев считаем, что самым лучшим выходом из положения было бы унифицирование руководства. Хорошо было бы сесть тебе в СНК и по-настоящему, как ты умеешь, взяться за руководство всей страной»[850]. Молотов думал так же и не сразу дал согласие Сталину. «Он мне написал письмо, что меня надо назначить. Я ему ответил, что я не случайный член Политбюро, конечно. Если я подойду, если народ найдет, что я подхожу, пусть будет так, но было бы лучше, если бы тебя на это место. Так было принято, при Ленине так было. Ленин был фактическим лидером партии и Председателем Совнаркома»[851]. Орджоникидзе в письме Сталину высказался определенно: «Конечно, вместо Рыкова надо посадить Молотова…»[852]

В начале декабря Сталин писал Горькому: «15-го созываем пленум ЦК. Думаем сменить т. Рыкова. Неприятное дело,