Баир Иринчеев - Оболганная победа Сталина. Штурм Линии Маннергейма

Советские дивизии продолжили наступление и сумели захватить плацдарм на северном берегу Вуоксы у острова Васиккасаари. 9 марта финны дважды контратаковали советские части на плацдарме, но успеха не добились. Финские контратаки стали значительно слабее — потери в пехотных частях достигли 40–70 %, в батальонах оставалось от 100 до 250 солдат. Финны держались из последних сил. 11, 12 и 13 марта, вплоть до официального окончания военных действий, советские атаки сменялись финскими контратаками. Финская оборона начала рушиться, но еще держалась.

Последний день и час войны

Советско-финская война закончилась ровно в 11 часов дня 13 марта 1940 года по финскому времени или в 12 часов по московскому времени. Последние часы войны противники потратили на сведение последних счетов друг с другом и постарались выпустить друг в друга как можно больше снарядов и пуль.

Ровно в 12 часов дня вся стрельба прекратилась. Война была окончена. По всему фронту бывшие враги встретились на нейтральной полосе и начали обсуждение действий по выполнению мирного договора. Столь резкий переход от мира к войне был шоком для всех. Предоставим слово ветеранам:

Анатолий Дерввенец, связист, 278-й мотострелковый полк:

«…Ночью меня послали дежурить на телефоне в землянке у комбата первого батальона Высоцкого. Комбат красивый, высокий мужчина вполне интеллигентного вида, видно, сильно злоупотреблял «наркомовским пайком», и лицо его было опухшим. Он оживленно беседовал с командиром ПТ0 Вайнштейном и время от времени принимал немного «на нутро». На закуску на жаровне лежало жареное мясо. Освещалась землянка, как обычно, чадившим телефонным кабелем, подвешенным к потолку. Я, чтобы не уснуть, время от времени переговаривался с телефонистами из других подразделений. И неожиданно услышал, как кто-то где-то очень далеко, потому что слышимость была очень плохая, говорит что-то о мире.

— Ты слышишь, о чем они говорят? — спросил я телефониста в штабе. Все телефонисты во время дежурства всегда держали трубку у уха.

— Слышу, — ответил мне телефонист. — Только не пойму, о чем они говорят. Слышимость очень плохая. Говорят о каком-то мире.

— А ты узнай.

— Попробую. Это, наверное, в штабе дивизии.

И я стал прислушиваться к разговору со штабом дивизии. Слышимость была очень плохая, но все же я разобрал, о чем говорят. Да, сегодня, тринадцатого марта, в двенадцать часов военные действия с обеих сторон будут прекращены.

Я прервал разговор комбата с командиром ПТ0.

— Товарищ комбат, мир. Сегодня в двенадцать ноль-ноль война закончится.

Комбат оторопел:

— Кто тебе сказал?

— В штабе дивизии сказали.

— Дай трубку. — Из штаба подтвердили мои слова.

— Вот так да! — воскликнул он и тут же добавил: — Скучно теперь будет. — Что он имел в виду, не знаю. То ли некоторую вольницу, то ли свободное употребление спиртного. Вайнштейн пришел в бурный восторг и стал строить планы на будущее. Я стал обзванивать всех телефонистов. Сначала никто не верил, что эта истребительная зимняя война заканчивается. Я слышал, какой шум поднялся на телефонных линиях. Все старались поделиться и обсудить эту радостную весть:

— Война заканчивается!

Утро этого солнечного весеннего дня начиналось, как обычно, с редкой ленивой перестрелки. А потом, часов в одиннадцать, как-то вдруг земля загудела. Стреляло все, что могло стрелять и с финской, и с нашей стороны. Била артиллерия, била минометы, сквозь грохот разрывов слышалось такание пулеметов. И в этот момент порвалась связь. И тотчас приказ комбата: «Связь!»

Я оставил аппарат и пошел к выходу. Вместе со мной двинулся и комвзвода посмотреть, что там делается. Вся земля буквально горела от разрывов. Несколько разрывов было рядом с нашей землянкой. Мы подались назад, и в этот момент снаряд разорвался у входа в землянку и завалил вход. Волной воздуха погасило наш светильник — нитку горевшего кабеля: — Вот так-так!

Мерзлой глыбой земли меня сильно ударило в бок. Говорят, что за время этой пальбы израсходовали двухсуточную норму расхода боеприпасов.

Грохот не утихал. Ровно в полдень наступила полная, ничем не тревожимая тишина. Это был мир. Ясный солнечный весенний день. Тепло. Только сильно пахнет гарью от разрывов недавних. Все вылезли из землянки. Но где-то слышны стоны раненых…

Недалеко от берега реки у проруби, из которой, наверное, брали воду, лежал в лыжном костюме молодой мужчина с оторванной головой. С финской стороны показались сани. На нашу сторону приехал финский офицер и три солдата. Офицер попросил разрешения забрать труп убитого. Наш комиссар полка разрешил забрать труп, и когда его понесли, финский офицер горько заплакал.

А я попытался поговорить с финским солдатом. Он производил впечатление человека интеллигентного и оказался школьным учителем.

Используя свой скудный запас немецких слов, я выяснил, что убитый был другом офицера. Они с ним вместе воевали еще в первую империалистическую войну в рядах русской армии, когда Финляндия была частью Российской империи (возможно, это были два бывших егеря из 27-го егерского батальона прусской армии, воевавшего в Первую мировую войну против Русской императорской армии. — Прим. авт.).

Труп погрузили на сани. А пожилой офицер, не стыдясь слез, плакал. Сани умчались в сторону финского селения. Вокруг стояла удивительная чуткая тишина, от какой мы уже отвыкли. Под ярким солнцем искрился ослепительно чистый снег. И не было щемящего душу страха и постоянной настороженности.

Зимняя война закончилась.

Тойво Ахола, 3-я рота 15 пехотного полка:

«…рассвет тринадцатого марта 1940 года был красивым, начинался ясный день, когда мы вылезли из своего подвала. Мы встали в оборону на второй линии за хорошо знакомым нам опорным пунктом Крысиная нора. Позиция наша была в редком сосняке, никакой линии обороны как таковой не было. Но хоть что-то. По привычному шуму боя было слышно, что интенсивность его нарастает, но еще не достигла своего пика. Наш командир роты отдавал последние приказания на второй линии, когда прибежал связной и принес ему письменный приказ из штаба батальона:

«Боевые действия прекращаются 13 марта 1940 года в одиннадцать часов. После этого не должно быть ни одного выстрела. Рота отходит с занимаемых позиций на километр, где ждет дальнейших приказаний».

Я посмотрел на часы, они показывали восемь утра. То есть надо было продержаться еще три часа. Я вспомнил слова Фенрика Андерссона: «Мирные переговоры должны сейчас идти в Москве». Я все время поглядывал на часы, стрелки непривычно медленно ползли вперед. Война еще не кончилась.