Елена Макарова - Фридл
Замечательная группа блока VI хочет заниматься живописью. Не хватает кистей, красок, планшетов. Мальчики знают, что здесь принимают всех независимо от степени одаренности. Они сами разбиваются на группы, ждут очереди. Они признают превосходство тех, кто страстно интересуется живописью, готовы стоять за их спинами. Подготовка планшетов, смешивание красок – это их вполне устраивает. Самостоятельно или по чьему-то совету они находят применение своим силам: один ведет список и организовывает занятия, распределяет материал и за это отчитывается, другой ведет журнал, третий «ассистирует» во время рисования или делает эскизы, кто-то отправляется на розыски материалов. Все чувствуют свою причастность к урокам и терпеливо ждут очереди – рисовать.
Мальчиков становится вдвое больше. Кисти приходится одалживать. Раньше в этом доме пропадали бумага и картон, теперь ребята более благонадежны, кроме того, наиболее одареннных из них удалось подвигнуть на работу с младшими группами.
Дети, работающие самостоятельно, моментально забывают злой, насмешливый метод критики – из жизни и взглядов другого можно извлечь много полезного.
17. Детская выставка
Гонда Редлих, руководитель детдомов, выделил для выставки подвал. Он сырой и темный, но ничего другого нет. На стенах в коридоре вешать работы нельзя. Почему? Нельзя – и все. Чердак занят. Там репетируют оперу Сметаны «Проданная невеста». Многоголосый хор свил себе там гнездо, и я засыпаю под небесное пение.
Помощницы принесли в подвал папки с рисунками, разложили их на полу.
Госпожа Брандейсова, вы будете отбирать сами?
Нет, поручим это дело авторам. Чтобы выбрать одну работу, им придется пересмотреть все, что они сделали на занятиях. Это полезно.
Всех вести сюда?
Только не сразу, по очереди. Ведь еще и у мальчиков столько рисунков…
Как мы все успеем? Файнингер и тот нервничал, когда мы устраивали в Баухаузе развеску литографий, выполненных в его мастерской! Пил кофе, курил сигару за сигарой… Кофе нет, сигар не курю, если бы и курила, пришлось бы бросить.
Ханичка отложила в сторону рисунок, на котором изображены две конфеты, две коробки и две змеи. Сам по себе он слабенький, но для нас с Ханичкой очень важный.
В одном из заданий я настаиваю на том, чтобы были нарисованы только те предметы, что я упоминаю в рассказе дважды. У пассивного ребенка это не выходит. Пока мне не удастся установить с ним личный контакт, вывести его из этого состояния каким-то совсем другим способом. Я нарисовала Ханичке костюм бабочки. В нем она чудесно играла на сцене и была довольна. Это и положило начало успеху. И теперь в заданиях на скорость реакции ей нет равных…
Интересно, очень интересно, – говорит Гонда Редлих, разглядывая детские работы, – все проблемы Терезина нашли здесь отражение. Трехэтажные нары, повторенные многократно; образ «человека из гетто», сексуальные проблемы, отображенные в рисунках четырнадцатилетней девочки. С другой стороны, дети повествуют о своих мечтах: кибуц, прекрасные квартиры, самолет, поезд…
Насчет поезда он ошибается. Поезда вряд ли связаны со счастливым будущим. Напротив, дети рисуют их, дабы вытеснить страх. И если бы Гонда присмотрелся внимательней, он бы увидел рядом с железными дорогами маленький домик. Это весовая. Тут взвешивают багаж пассажиров, отправляющихся в Польшу.
Про девочку с сексуальными проблемами я говорила на лекции.
Может пройти 10 уроков, пока учитель не набредет на что-то и ребенок, казавшийся неконтактным, внезапно отзовется. Возможно, дверцу в душу ребенка откроет один-единственный ключ…
Ева рисует что хочет. И вот она показывает мне рисунок. На нем – обнаженная женщина под деревом, она грустно глядит в пространство, на отсутствующий пейзаж. За деревом – мужчина в каком-то рыцарском костюме, легко и любезно настроенный, с револьвером в руке. Я осторожно спросила, куда глядит женщина и что сейчас произойдет.
Ева ответила, как любой ребенок в подобной ситуации: это ничего не значит, это просто так, и она хочет еще что-то дорисовать. На «улучшенном» рисунке – море, у которого весьма глубокомысленно сидит женщина, однако голые колени прикрыты платком, на небе облака, пистолет из руки мужчины исчез. Я сказала: это совсем другой, новый рисунок, жаль старого. Она весьма услужливо предложила перерисовать старый по памяти – получится точно как раньше, и действительно – вышла та же задумчивая голая женщина и любезный мужчина с револьвером.
В данном случае нет никакого смысла уделять внимание хорошей или вообще какой-либо форме, все это лишь спонтанное выражение сексуальности. И хотя детей нужно воспитывать, все-таки прежде всего они должны быть свободны в выражении того, что им необходимо выразить.
«Я получила на выставке первое место, и это правда».
Марта, вот кто говорил «и это правда!» Как я могла забыть ее имя! Эта совершенно несуразная девчонка прибыла сюда с сестренками-двойняшками, без родителей. Норовит припрятать для них то лист бумаги, то карандаш. Благое дело.
«В подвале нашего дома были разложены доски на козлах – на них стояли поделки, а на каменных стенах висели картины. У меня там были рисунки, но главное – это слон и обезьяны, пальма из картона, а на ней и под ней зверюшки, я их сшила, набила в них опилки, муж Фридл в кульке принес.
Фридл была неразговорчивая, маленькая, чуть повыше меня, и все умела, все! А я была пропащей тупицей. Она была первой, кто сказал мне, что вовсе не обязательно учиться по книгам. Так и сказала: “У тебя руки любят учиться. Умные руки – это дар!”
Меня к Фридл тянуло. Помню, мы делали кукол, и Фридл где-то нашла волокна такие, от кукурузных початков, на прически. Мы их покрасили, и у нас вышли и блондинки, и шатенки… глаза из бусинок…»
Большинство из 10–12-летних девочек играли большими целлулоидными куклами-пупсами. Однажды мы решили сделать кукол, чтобы с ними сотворить что-нибудь общее, например театр.
Девочкам это не нравилось – некрасиво. Все хотели принцесс, и тем, что у них получалось, были недовольны. В конце концов они показали мне пупсов, толстых, гладких, с длинными ресницами, подрумяненных. С такими наши тряпичные куклы никак не могли соревноваться. Я предложила из одной тряпичной куклы, сочтенной уродской, сделать фигуру для процессии ряженых, и вскоре настроение переменилось. Так у нас возникли куклы – водовоз, кухарка, волшебник и звери, и даже работница туалетной службы.
Бесконфликтная, принимаемая некритично, бессодержательная «красота» вредит везде и всюду. Все, что противостоит «шаблонному изделию», приветствуется нами.
«А если кто принесет камешки, она их так приложит и этак – и все получаются разные вещи, она все-все это умела! У нее все со всем соединялось. Я у нее стала рисовать. Зверят, людей, цветы – все рисовала и не боялась… Как-то она говорит: ну-ка, Марта, нарисуй пару линий, а теперь покрути лист и посмотри, на что это похоже… Я кручу и не вижу. А ты еще покрути… И еще… Крути да гляди… И вижу – круг танцовщиц… Правда же вижу! Ну, а теперь нарисуй – это проще простого. И я рисую, и правда – выходит круг танцовщиц… Или я стараюсь, стараюсь, чтобы у меня вышла голова принцессы, а она подойдет, пару линий – и готово. “Пар-чар”! Она учила рисовать быстро. Пару линий – и готово. Была бы бумага, а что нарисовать найдется – только начнешь, она посмотрит, скажет, на что это могло бы быть похоже. Что из этого может выйти…
У Фридл были книги про искусство, но меня это не интересовало. А вот книжку-сказку про Африку, на бумаге высшего сорта, я у нее раз сто брала смотреть. Слон и обезьяны на выставке – из той самой “Африки”».
18. Свет и тьма
Вслушиваться в голоса детей, всматриваться в рисунки. В редких случаях позволить себе вторгнуться в суверенное пространство, чтобы там, в уголочке, почти незаметно, нарисовать тень от лепестка. Почему им так хочется научиться «правильно» рисовать тени? Тени обманчивы, переменчивы, они подчеркивают форму, порой искажая ее до неузнаваемости. Но девочки упрямы. Они хотят рисовать как взрослые.
«Мне хотелось достичь объема – так, чтобы нарисованные люди отлепились от бумаги, и Фридл стала учить меня искусству светотени. Она принесла книгу Рембрандта и объяснила мне – вот здесь свет сильный, направленный, а здесь он тоже сильный, как бы не по закону. Это для выразительности. Не бойся резких теней, они вытащат фигуры из бумаги. …Моя младшая сестра была в 25-й комнате, и там они много рисовали. Я приходила как будто бы к ней, а сама смотрела как зачарованная… Фридл заметила это и дала мне карандаш и бумагу. И я стала рисовать после работы. Я ухаживала за стариками и видела столько мертвых…
