Пьер Жюрьен-де-ла-Гравьер - Война на море - Эпоха Нельсона
Подобный расчет, действительно, удовлетворил бы самым неограниченным требованиям развития флота, если бы морская служба не была так трудна и так отлична от всего, что происходит на суше; если бы человек, посвящающий себя этой службе, не должен был до такой степени презирать опасность и свыкнуться с нею; если бы можно было приучиться во всяком возрасте в темную и холодную ночь, несмотря на дождь и ветер, ходить на вершину дрожащей и гнущейся мачты, крепить парус, который невозможно захватить даже ногтями и который, хлопая от ветра, ежеминутно грозит сбросить вас в море; если бы, наконец, рекруты, так скоро обучающиеся брать редуты и ходить на брешь, могли также скоро приучиться быть моряками.
Нельзя, конечно думать, что конскрипты, большей частью люди отборные, высокие ростом и превосходящие физической силой настоящих матросов, совершенно не могли с пользой служить на военных судах. Конечно, эти дюжие дети наших деревень с пользой заменили бы молодых моряков, еще слишком слабых для действия орудиями большого калибра; но едва ли возможно им достигнуть той ловкости, того знания в морском деле, которое легко приобретается тем, кто с малолетства бывал на море.
Адмирал де Риньи, вполне постигавший все неудобства подобной организации судовых команд, установил в 1831 г. правило держать постоянно вооруженными несколько кораблей. До него почитали очень естественным вооружать эти огромные махины только в минуту крайней необходимости и готовы были следовать примеру турок, которые на зиму распускают свои команды и снова собирают их весной. Адмирал де Риньи изучил английский флот и элементы его превосходства, которое нельзя уничтожить тем только, что отвергать его существование; он считал, что дoлжно меньше всего заботиться об экономии, какую можно соблюсти, не держа вооруженной эскадры; что в минуту непредвиденной случайности Франция с ее мнимыми средствами окажется не в состоянии предпринять большое вооружение, если она не будет постоянно держать в готовности сильную эскадру; тогда как Англия, имея моряков в таком избытке, узаконения такие решительные, и такие живые предания на своих эскадрах может безнаказанно откладывать свое вооружение до последней минуты. Согласно с этим правилом, введенным в наш флот искусным адмиралом, мы, со времени экспедиции к Таго{101}, постоянно держали у своих берегов и у берегов Малой Азии эволюционные эскадры. Здесь мы добились большей части усовершенствований, которыми теперь гордится Франция. Результатом этой системы было то, что когда в 1840 г. европейские дела в морях Леванта запутались, Франция на первый случай была в совершенной готовности. Число вооруженных судов во Франции, увеличившееся за время управления двух министерств, с 12 мая 1839 г., доходило тогда до 20 кораблей, собранных в Средиземном море, 22 фрегатов, 21 корвета, 20 больших бригов, 16 бриг-транспортов и 29 пароходных судов. Англия, напротив, до обнародования Парламентом билля о насильственной вербовке, принуждена довольствоваться людьми, идущими на службу по собственному желанию; и потому в эту эпоху, несмотря на свое огромное морское народонаселение, она встретила некоторые затруднения. При составлении команд для своих последних кораблей ей пришлось прибегнуть к помощи шэннонских лодочников и моряков ирландских каботажных судов. Таким образом, от небрежности или от уверенности в себе англичане слишком поздно принялись за дело, и на этот раз, в Средиземном море, французы превосходили их численной силой. Положение англичан в июле 1840 г. было чрезвычайно опасным, тем более, что эскадра, которую они так долго держали при входе в Дарданеллы или в Урлах у Смирны, была в то время рассеяна в Мальте и у Сирийского берега, тогда как 11 французских кораблей, собранные в Леванте, составляли одну грозную эскадру.
Обстоятельство это не имело бы большой важности, если бы эти 11 кораблей были вооружены наскоро, как во времена Республики, и вышли из порта пробовать свои орудия в самый день сражения; но эти корабли уже более года плавали под командой человека, для которого управление эскадрой сделалось единственной целью, единственной надеждой целой жизни; их обучал такой начальник, который рассчитывал употребить их в дело. Все, знавшие адмирала Лаланда, помнят, с какой радостью он принял в свои руки эти 11 кораблей, самую сильную эскадру, какую только имела Франция с 1815 г. Человек умный, деятельный, пылкий, неутомимый, поспевавший всюду, поминутно переходивший с одного корабля на другой, убежденный, что ему нужно готовиться к скорой стычке, - мужественный адмирал умел скоро передать свой огонь и офицерам, и экипажам, перелить в них свою уверенность, оживить их своей веселостью и своим жаром. Он глубоко изучил историю прошлых войн и был убежден, что в морских сражениях артиллерия играет первую роль. Уверенный, что успех всегда будет на стороне того, кто лучше действует орудиями, он обратил все внимание на военное образование своей эскадры. На пустых островах, прикрывающих с востока рейд Урлы, он выстроил из камней подобия корабельных бортов, вывел на них краской широкие белые полосы и приучал своих канониров уничтожать их, обещая им, однако, скорую переделку с кораблями, которые будет легче разбивать. Пораженный успехами американцев в 1812 г., происшедшими собственно от быстроты их пальбы, он первый ввел в нашем флоте усовершенствованное заряжение, состоявшее в том, что картуз и ядро посылались вместе в канал орудия. Он приучил наших матросов быстро, лётом выдвигать орудия, повторяя беспрестанно, что надо заряжать орудия живо, а наводить их хладнокровно. Оттого живость команд и степень знания, до которой они достигли, вселяла в офицеров полную уверенность в успехе, и когда эскадра была отозвана в Тулон, им казалось, что их лишили верной победы.
В это время все разделяли со славной эскадрой законную надежду на верный успех, и никто не стал бы оспаривать того впечатления, какое должна была произвести первая победа. Но некоторые были убеждены, что выставив в этом случае силы, равные Англии, французы действительно сравнялись с англичанами, тогда как другие, и в числе их адмирал, возбудивший эту уверенность, не скрывали от себя, что между средствами Франции и Англии все еще существует огромная разница. Вслед за этим 21 кораблем мы не могли бы выставить уже ни одного ранее, чем через 6 месяцев. За этой армией не было резерва. После первого упорного сражения Франция не имела бы никаких средств исправить неудачу, или воспользоваться успехом. Запасы, собранные в портах, истощились мало-помалу и не были возобновляемы. В мачтовом лесе, который пришлось бы доставлять с Севера или из Канады, мимо неприятельских крейсеров, был решительный недостаток. Число судов вместо того, чтобы увеличиваться, уменьшалось: со дня издания об этом штатного положения, флот уменьшился 3 кораблями и 14 фрегатами. Франции пришлось бы поддерживать войну 23 кораблями, из которых "Иена" и "Альджесирас" были тимберованные, а с 29 фрегатами против государства, которое в 1840 г., по объявлению лорда Гаддингтона, имело на воде 86 кораблей. Конечно, в том числе было много негодных, но все-таки, если бы война началась в 1841 г., Англия могла бы мгновенно выслать 33 линейных корабля. Еще недавно сэр Чарльз Нэпиер, упрекал в Нижней Палате министерство в том, что оно худо заботится об интересах английского флота, и обвинял его в невозможности выслать в море ранее, чем через год 50 линейных кораблей. Как сильно правительство, которому можно делать подобные упреки!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});