Наум Синдаловский - Очерки Петербургской мифологии, или Мы и городской фольклор

Попытки государства взять под контроль и регулировать это явление появились давно. Так, например, в Афинах людей, занимавшихся мужеложством за деньги, подвергали штрафу. То есть разницу между людьми, испытывающими трудности с биологической самоидентификацией, и мужчинами, промышлявшими проституцией, понимали уже тогда.

Известная терминологическая путаница с такими понятиями, как гомосексуалисты, трансвеститы, педофилы и пр., привела к тому, что всех их стали называть одним словом «голубые». И слово стало оскорбительным, хотя на самом деле первоначально оно не несло в себе никакого негативного заряда. Его этимология связана с английским выражением blue ribbon, то есть «голубая лента» – общепринятый обыкновенный знаковый атрибут новорожденного мальчика, в отличие от девочки, которую сразу после рождения принято было обвязывать розовой ленточкой. Этот обычай достался нам в наследство от Средних веков. В те времена цвет считался символом пола. Синий – мужского и розовый – женского. Например, когда у французского дворянина рождался мальчик, он вдевал в петлицу синий цветок.

Правда, в арсенале русской, и не только русской разговорной речи есть еще одно жаргонное слово для обозначения мужчин нетрадиционной ориентации – гей. А это слово не столь нейтрально и не так безобидно, если помнить о его этимологии. «Гей» происходит от английского gay, что в переводе означает «беспутный». Нетрудно предположить, что англичане знали, о чем говорили. Но в нашей практике, на русской почве, все произошло иначе. В отличие от русского слова «голубой», английское слово «гей» все более и более настойчиво внедряется в официальный язык: гей-клубы, гей-парады и прочие подобные грамматические конструкции давно уже стали привычными для обывательского слуха.

Женский вариант однополой любви – лесбиянство – имеет те же причинно-следственные связи и столь же давнюю историю. Сходна и питательная среда, при которой стало возможным зарождение и развитие этого явления – длительное совместное пребывание особей одного пола в замкнутом изолированном пространстве.

Историки связывают появление лесбиянства с именем великой родоначальницы эллинской лирической поэзии Сафо. Она родилась около 650 года до н. э. в аристократической семье на острове Лесбос. Отсюда «лесбийская любовь», «лесбиянки». К концу VII века до н. э. на Лесбосе сложились уникальные условия для культурного развития женщины. В то время как на всей территории Греции действовали архаичные законы, согласно которым роль женщины сводилась к строгому подчинению и слепой покорности воле мужчины, на Лесбосе женщине предоставлялась относительная свобода. Благодаря этому на острове стали возникать так называемые закрытые женские музыкально-поэтические студии, куда съезжались учиться одаренные знатные девушки со всего эллинского мира.

Одну из таких студий создала и возглавила Сафо. Если верить ее давно уже канонизированным биографиям, прекрасная собой, блестящая поэтесса так и прожила вплоть до преклонных лет в окружении юных, постоянно сменяющих друг друга, восторженно влюбленных в нее учениц. Она посвящала им пламенные стихи и страстные песни, а когда кто-то из них выходил замуж, сочиняла свадебные гимны – эпиталамы, окрашенные едва скрываемыми тонами женской грусти и печали от вынужденного расставания и необходимости делить таинства любви с представителями противоположного пола.

Как мы уже говорили, отличительным знаком женской однополой любви является розовый цвет, по цвету ленточки, которой обвязывают завернутую в одеяльце новорожденную девочку.

Традиция обозначать каким-либо цветом половую свободу добрачных холостяков или порочную безнравственность неверных супругов не сложилась. Хотя красные всполохи грешной любви, которые горячат кровь, будоражат плоть и гонят несчастных страдальцев из постели в постель, дают некоторые основания присвоить этой разновидности любви именно такой благородный колер.

В скобках заметим, что, в отличие от всех остальных разновидностей любви, «красная», несмотря на известные ветхозаветные заповеди, обществом никогда всерьез не осуждалась. К ней общество в худшем случае относилось снисходительно, то есть с пониманием. Неслучайно вплоть до середины XIX века в уголовной практике России разницы между проституцией, то есть вступлением в случайные половые отношения с целью заработка, и блудом, как обыкновенным половым развратом, не существовало. И то и другое объединялось общим понятием «непотребство». Даже наказание за оказание платных сексуальных услуг и внебрачные половые отношения было не просто одинаковым, но определялось одним и тем же пунктом законодательного акта.

2

Сказать, что фольклор имеет дурную привычку подслушивать или подсматривать в замочную скважину, нельзя. Однако в Петербурге случались события, не знать о которых было просто невозможно. Они были, что называется, у всех на слуху. О них перешептывались на великосветских приемах, судачили в гостиных известных аристократических литературных салонов, их обсуждали в театрах и на концертах, сплетничали в людских комнатах и передавали друг другу на продовольственных рынках. О них знал весь Петербург. Легенды и предания о них дошли до наших дней.

Так, например, скандальную известность приобрело в Петербурге так называемое общество «братьев-свиней», неожиданно возникшее в начале XIX века. Небезызвестный провокатор, активный сотрудник Третьего отделения Шервуд письменно сообщал губернатору Петербурга генералу М.А. Милорадовичу, будто «одну даму уговаривали вступить в общество, где брачуются на один вечер, и не по выбору, a par hasard (как случится)», но «она с отвращением сказала: „Mais cest une cochonerie (но ведь это свинство)“. – „Что же, что cochonerie, – ответили ей, – ведь и свиньи точно, как и люди, – дети природы. Ну, мы будем freres-cochons, а вы – soeurs-cochons (сестры-свиньи)“». Дама убедилась, и название freres-cochons осталось за обществом.

В начале XIX века в Петербурге начал складываться тип новой женщины. Как правило, это была молодая, богатая и образованная хозяйка аристократического салона, отличавшаяся гордостью, независимостью и внутренней свободой. Стиль поведения таких женщин извлекал из памяти легендарный образ Лилит, первой жены библейского Адама, ставшей самой первой на земле женщиной, которая заявила в лицо первому на земле мужчине о своем абсолютном равенстве с ним, равенстве уже потому, что сделаны они оба из одного материала – глины. Лилит не нашла понимания у мужа и гордо ушла от него, улетела и, что самое главное, не возвратилась, несмотря на то что это было требование Бога, пославшего за ней своих ангелов. Видимо, только тогда Бог осознал всю серьезность своей ошибки, задумался и сотворил для Адама другую жену, Еву, но уже не из глины, а из его ребра, то есть из плоти его, тем самым на генетическом уровне обеспечив на все последующие тысячелетия подчиненную, зависимую роль женщины по отношению к мужчине.