Мария Башкирцева - Дневник Марии Башкирцевой

Подумать только, что М., по уходе от нас, будет предаваться мечтаниям обо мне, да еще пожалуй вообразит, что и я о нем думаю… А между тем — о молодость! — какие-нибудь два года тому назад я вообразила бы, что это любовь. Теперь я поумнела и понимаю, что это просто приятно, когда вы чувствуете, что заставляете любить себя, или вернее, когда вам кажется, что в вас влюбляются. Любовь, которую внушаешь другому, это совсем особенное чувство, которое сам живо ощущаешь и которое я прежде смешивала с другим чувством.

Боже мой, Боже мой, и я воображала что люблю А… с его толстоватым носом, напоминающим нос М… Фи, какая гадость. И как я довольна, что теперь могу оправдать себя! Так довольна! Нет, нет, я никогда не любила… и если бы вы только могли представить себе, до чего я чувствую себя счастливой, свободной гордой и достойной… того, кто должен прийти!

Вторник, 9 апреля. Сегодня я удачно работала все утро; но потом должна была лечь, потому что нездоровилось, я чувствовала себя больною. Это продолжалось два часа, после чего я встала почти довольная испытанным страданием: после этого всегда так славно чувствуешь себя, так приятно, как бы насмеешься над болью; хорошая вещь — молодость! А через двадцать лет на это будет уходить целый день.

Я кончила «Le Lys dans la Vallée»; эта книга очень утомительна несмотря на все свои красоты. Письмо Натальи Минервиль, которым оканчивается книга, очень мило и правдиво. Читать Бальзака невыгодно: употреби я это время на работу, я приблизилась бы к тому, чтобы самой стать… Бальзаком в живописи!

Пятница, 12 апреля. Вчера Жулиан встретил в Кафе Робера-Флери, и Робер-Флери сказал ему, что я ученица поистине интересная и удивительная, и что он возлагает на меня большие надежды. Вот за это я и должна держаться, особенно в те минуты, когда ум мой подавлен каким-то необъяснимым, но ужасным страхом и когда мне кажется, что я срываюсь в какую-то бездну всяких сомнений и мучений — без всяких реальных причин.

С некоторого времени у меня очень часто горят три свечи; это примета смерти. Уж не я ли это должна отправиться на тот свет? Мне кажется, что да. А моя будущность, а моя слава? Ну, уж разумеется тогда всему этому конец!

Если бы на моем горизонте был какой-нибудь человек, я должна была бы думать, что я влюблена — до такой степени я полна тревоги; но помимо того, что такого человека нет, мне все они опротивели…

Бывают дни, когда мне кажется, что вовсе не унизительно поддаваться своим капризам, что напротив, этим выказываешь только свою гордость, свое презрение к другим, не желая стеснять себя. О! Но все они так низки, так недостойны, что я не способна задуматься о них ни на одну минуту. Начать с того, что у всех мозоли на ногах, а я не простила бы этого самому королю. Вообразите только себе меня, мечтающей о человеке с мозолями на ногах…

Я начинаю замечать в себе серьезную страсть к своему делу, что успокаивает и утешает меня. Я не хочу ничего другого, да и все остальное слишком надоело мне, чтобы еще могла быть речь о чем-нибудь другом.

Если бы не это беспокойство и страх, я была бы счастлива!

Погода такая чудесная, — настоящая весна; а это чувствуется так сильно, как только возможно в Париже, где даже в самых прелестных уголках, парка, под деревьями, полными таинственной поэзии, всегда можно встретить какого-нибудь приказчика с обязательным засученным белым передником.

Я встаю с солнцем и прихожу в мастерскую раньше натурщика… Только бы не этот страх; это проклятое суеверие!

Я помню, как, бывало, в детстве я томилась какими-то предчувствиями и страхом почти того же характера; мне все казалось, что я никогда не смогу одолеть языков, — кроме французского, и что этим языкам никак нельзя выучиться. И вот ведь, — вы отлично видите, что все это сущий вздор. И однако это был совершенно тот же суеверный страх, — как теперь… Надеюсь, что этот довод разубедит меня.

Я совершенно иначе представляла себе «Искание абсолютного»: я ведь и сама ищу абсолютного. Это-то и заставляет меня думать и записывать свои блуждания в сорока тысячах направлений…

Суббота, 13 апреля. В двадцать два года я буду знаменитостью или умру.

Вы может быть воображаете, что нам приходится работать только глазами и пальцами? О, вы, мирные граждане! — вы и не воображаете, сколько требуется самого бдительного внимания, непрестанных сравнений, расчета, чувства и размышления, чтобы добиться чего бы то ни было.

Да, да, что бы вы там ни говорили… впрочем вы ведь ничего не говорите, но я клянусь вам головой Пинчио (вам это кажется, глупым, мне — нет), что я буду знаменитостью; клянусь вам, серьезно клянусь вам, клянусь вам Евангелием, страстями Христовыми, что через четыре года я буду знаменитостью…

Воскресенье, 14 апреля. Бедный дедушка; он так всем интересуется и ему так тяжело, что он не может говорить. Я лучше всех других угадываю его мысли, и он был так счастлив сегодня вечером; я читала ему журналы, а потом все мы сидели и болтали в его комнате. Сердце мое было полно и боли, и радости, и умиленья.

А теперь — нет слов на языке человеческом, чтобы выразить мою досаду, мое бешенство, мое отчаяние!! Если бы я взялась за рисование в пятнадцать лет, я была бы уже известна!!. Понимаете ли вы меня?..

Пятница, 19 апреля. Я уверена, что я способна к самой идеальной любви, потому что ни в жизни, ни в литературе я не встречала такой тонкости во всех чувствах.

Я часто профанирую эту чистоту и тонкость своих чувств, употребляя в разговоре об этом резкие слова и банальные шутки. Это потому, что мне еще некуда было приложить своих чувств, пережить их самой… «Бедная девочка»! скажете вы, — «так ты воображаешь, что найдутся люди, хотя бы из наиболее любящих тебя, которые способны будут понять и ответить на все эти дивные, тонкие оттенки чувства, которые ты так живо себе рисуешь»?.. Конечно должен найтись кто-нибудь. Я даже думаю, что N. N. к этому способен, потому что он во всем так похож на меня, как только возможно. А не он, так найдется кто-нибудь другой, в котором я найду все, чего ищу. Но только за этим последует неизбежное разочарование, и все мои божественные надежды разлетятся прахом; или опять начнется искание, пока, наконец, душа не устанет окончательно и не смирится.

М. заставляет меня быть грубой в разговоре; а тот мог бы сделать из меня ангела; он возбуждал и мог возбуждать во мне только самые возвышенные мысли…

Суббота, 20 апреля. Вчера вечером, захлопнув эту тетрадь, я раскрыла тетрадь шестьдесят вторую, прочла несколько страниц и напала, наконец, на письмо А…