А. Лидин - Сказания о русских витязях

Между тем прочистившийся от мрака воздух явил очам моим наместо Карачунова замка и его ужасов прекрасную долину и тебя, сидящего на оной сам-друг. Я бросился к вам бежать, чтоб облобызать тебя, любезный мой Светлосан, и возблагодарить тебе, яко виновнику, за мою судьбу и разрешение от очарования. К довершению же моего восхищения нашел я с тобою и любезного моего Вельдюзя, которого я мнил давно уже погибшим. Сказав сие, бросился он паки их лобызать, изъявляя им наичувствительнейшим образом искренность своего дружества.

— А я, — сказал тогда Липоксай, — воссылаю бессмертным тем вящую славу и благодарение, что они, избавя меня от лютого моего тирана, истребили с ним вкупе и вину моего злодеяния, ибо в замке его, погибшем с ним совокупно, находились все произведенные мною волшебные вещи, которые коварством своим собрал он отвсюду. Теперь уже я уповаю, — примолвил он, — что праведные боги вскоре соделают конец моему наказанию и упокоят меня в жилище усопших с моими предками».

После чего рассказал он Светлосану, как его тиранил Карачун после неудачного своего нападения на сего князя, и что месть его нес он по самый тот час, когда Светлосан лишил жизни сего чародея. «О сем узнал я потому, — присовокупил он, — что, услышав в моей пещере пресильный гром и стук, увидел себя вдруг освобожденна от цепей, в которых я давно уже находился. Я не мог ничему иному сего причесть, — говорил он Сла-венскому князю, — кроме победы твоей над Карачуном и его смерти, которую знаменовали небеса пресильным толь громом. Тогда возрадуясь и возблагодаря бессмертным, помогшим тебе низложить сего престрашного злодея, пошел я тебя искать прямо на сей остров, думая тебя, конечно, здесь найти, в чем я и не ошибся».

— Ах, — вскричал тогда Видостан, — к совершенному моему благополучию ничего иного теперь недостает, кроме оживления моих подданных, и я бы блаженнейшим себя почел, ежели б и они, подобно мне, получили прежнюю свободу и вид.

— Не сомневайся и в этом, — сказал ему безобразный дух, — они, конечно, оживлены, ибо не думаю я, чтоб милосердые боги попустили Карачуну очаровать их навек. Но ежели ты хочешь уведать о сем подлиннее, — примолвил он, — то я тебя отнесу в твой замок или столицу сей же час, если сие тебе угодно.

— Ах, любезный мой Липоксай, — возопил к нему индиец, — ты бы сим меня несказанно одолжил, и как мне ни горестно будет расстаться с сими любезными князьями, но скажу искренно, что чувствую в себе больше желания увидеть моих подданных так, как чад моих и ближних, дабы иметь удовольствие подавать им помощь во всех их нуждах, каковых могут они ожидать от своего самодержца.

Славенские князья, одобрив добродетельное его желание, просили духа обещание свое исполнить и, возблагодарив сему государю за угощение, каковое они от него имели, прости лися с ним в слезах, обещав друг другу вечную дружбу и воспоминание. После чего Липоксай, взяв его в свои объятия, понесся с ним по воздуху и скрылся от них в минуту, ибо наступавшая тогда ночь воспрепятствовала им далеко следовать за ним глазами.

Светлосан и Вельдюзь, оставшись на острове одни, имели свободу изъяснять друг другу свои чувствия; первое Вельдюзево слово было о Милославе.

— Я ее нашел в Карачуновом замке, — ответствовал ему князь, — но увы, любезный друг, она без чувств; лютый волхв лишил ее так, как и всех ее подруг, всякого движения.

При сем известии Полотский князь обомлел от ужаса; он переспрашивал многократно о сем и не мог утешиться, пока Светлосан, хотя и сам о том сокрушался, не подал ему некоей отрады, обещав просить Липоксая, чтоб он приложил все свои силы для приведения ее в прежнее чувство. Посем объявил он ему и о своей любви, которую почувствовал он к прекрасной незнакомке. Сии два обстоятельства подали им случай говорить весьма долго, так что в разговорах сих застал их Липоксай.

Сей дух уведомил их, что Видостан действительно нашел в замке и в столице подданных своих оживленными и в прежнем их виде и принят был от них с чрезвычайнейшею радостью и что он сожалел о том только, что не имел сих двух князей участниками и свидетелями своего удовольствия. Сия ведомость обрадовала славенских князей; они воздали благодарение богам, моля их совершить и свое благополучие, возвратя им сродников и друзей.

После чего предложили они Липоксаю, чтоб и их перенес в замок похищенных Карачуном красавиц, причем изъяснили они ему, что и они опасаются в свой ряд, дабы очарование их любезных не пребыло вечно.

— Не опасайтесь сего, — сказал им скиф, — при отнесении Видостана путь мой был чрез сей замок, и я действительно приметил в оном движение людей и в комнатах огонь, потому что уже тогда гораздо смерклось.

Сия прятная весть в несказанное восхищение привела князей; они ни минуты не хотели медлить на пустом острове и просили одушевленного скифа отнести их туда поскорее. Липоксай с охотою им повиновался и, подхватя их обоих на свои руки, понесся с ними быстрее вихря. Немедленно перелетели они разделявшее их от замка расстояние и прибыли на остров, обитаемый красавицами. Они действительно увидели все покои освещенными огнями и получили оттого твердейшую надежду. Нимало не медля, вошли они в комнаты и в третьей из оных, к несказанному своему удовольствию, увидели ходящего и разговаривающего Левсила с Милославою и с прекрасною незнакомкою, окруженных толпою других девиц.

Светлосан, побуждаемый родством, а Вельдюзь любовью, бросились к Милославе, дабы облобызать ее, но нечаянный их приход и страшный вид Липоксаев привели всех в смятение и страх; многие из девиц лишились чувств от ужаса, почтя Липоксая Карачуном. Смятенные случаем сим князья кинулись к ним на помощь, прося сопутника своего духа удалиться из комнаты, пока не приведут в прежнее чувство девиц и не уверят их в безопасности. Липоксай удалился, а Светлосан и Вельдюзь, вспомоществуемые Левсилом, познавшим вскоре князя, приложили все свои силы по приведению в чувство Милославы и прочих девиц, в чем и успели наконец совершенно.

Не можно изобразить радости, каковую почувствовала Милослава, увидя брата своего и жениха: едва она паки не обмерла от объявшего ее восхищения при виде толь любезных ей особ. Бросаяся в объятия своего брата, пролила она источник слез, лобызая его и трепеща от радости; равномерное чувствие показала она и к Вельдюзю, который сам от восхищения чуть не умер. Наконец, когда первые их восторги несколько поутихли, Светлосан уверил свою сестру и прочих девиц, что Карачун точно погиб, объявя притом вкратце свою, Вельдюзеву и скифову историю; тогда совершенно все обнадеялись и позволили призвать в комнату Липоксая. Вид его никому уже не причинил ужаса, но, напротив того, Милослава и прочие девицы с нею, воздавая богам бесчисленные благодарения, не имели радости своей предела, освободясь от ужасного и наилютейшего своего тирана. После чего, окружа Светлосана со всех сторон и называя его избавителем своим и благодетелем, приписывали они ему тьму похвал и благодарений, а он со своей стороны, отвечая им ласками и учтивостями на их благодарности, обещал всех возвратить в свои домы. Сие обещание наипаче умножило их радость и веселье, коих восторги продержали их без сна во всю ту ночь. Между тем славенские князья просили Милославу рассказать, что с нею приключилось во время ее с ними разлуки, в чем она тотчас и удовольствовала их следующими словами.