Николай Кузьмин - Огненная судьба. Повесть о Сергее Лазо

— Но я вчера говорила с Цейтлиным, видела Раева. У них совсем другое настроение.

— В общем-то, может быть, еще удастся что-то сделать…

Он не хотел, да и права не имел рассказывать о тревожных шифровках с «той стороны». Кроме шифровок были и другие свидетельства лихорадочных приготовлений японцев. В Хабаровске, куда в ближайшие дни собирался переезжать Военный совет, солдатам раздавались патроны со складов (хотя слухи распускались, что войска вот-вот оставят город). В Никольске-Уссурийском вокруг казарм спешно рылись окопы полного профиля, возводились брустверы из мешков с песком. Во Владивостоке скопилось ни мало ни много — 40 тысяч солдат, в то время как наших войск было всего 4 тысячи. Все это говорило об одном… Сегодня утром он продиктовал телеграмму в Иркутск: «Агентурным данным японцы предъявят ультиматум… возможно стоим накануне открытого выступления». Досадно, что за повседневными делами совершенно упустили из виду дислокацию наших воинских частей: все партизанские силы в городе оказались расквартированными по соседству с японскими казармами. Успеть бы убрать их от опасного соседства, а лучше всего совсем вывести из города!

Не доев, он поднялся, стал собираться. Ему хотелось предупредить Ольгу, что в ближайшие дни едва ли удастся так часто видеться, — он будет ночевать в кабинете или же в комнатке на Мальцевской. Но стоит ли говорить об этом? Станет переживать… Он подошел к кроватке и долго смотрел на спящего ребенка. Щеки полные, румяные… Ольга молодец, ухитряется и кормить, и соблюдать режим.

— Сережа, ты еще зайдешь?

— Конечно. Но если вдруг… то — сама понимаешь. Но в общем-то я постараюсь.

Все-таки обманывать он не умел, — не получалось. Слишком много навалилось на его плечи в последние дни: ленинская телеграмма, возвращение Кушнарева с московским планом создать на территории от Байкала до Тихого океана государственное образование под демократическим флагом, эвакуация американцев. Старик Медведев мог радоваться: «Читинская пробка» остановила Красную Армию. Однако далекая Москва изо всех сил пыталась предотвратить надвигающуюся беду. На днях Советское правительство предложило Японии начать переговоры о мире. С японской стороны на это предложение — ни звука, словно и не слыхали. Но здесь, в Приморье, так и бросается в глаза то, чего из Москвы не видно, — лихорадочные приготовления военных. Как избежать вооруженного столкновения? Чем еще можно остановить льстивого генерала Оой? Одна надежда на «большевистского дипломата» Романа Цейтлина, на согласительскую комиссию. Но станут ли японцы считаться с этой комиссией уже 1 апреля, когда Владивостокский порт очистится от американских кораблей?

Ольга проводила мужа до двери. Она держала его за руку и чувствовала, что им сейчас придется расстаться. Она выпустит его, и он уйдет… На пороге он задержался, крепко стиснул ее руку и вдруг метнул какой-то странный взгляд.

— Ну, я пошел, — проговорил он.

— Постой… Сережа, у вас на Полтавской есть один надежный человек. Я с ним разговаривала… Он должен отвечать за вашу безопасность. Я имею в виду членов Военного совета.

— Но почему ты считаешь, что нам кто-то угрожает?

— Не спорь. Сейчас не время… Зовут его Георгий, Егор. Его хорошо знают наши ребята — Саша, Игорь Сибирцев. Он жил у нас с Адочкой в Гордеевке.

— Да, да, ты рассказывала. Но я хочу сказать: не надо нам никаких нянек. Мы на войне. Это же смешно!

— Ничего смешного!

Он взял ее за обе руки, заглянул в лицо.

— Оля, выкинь из головы. Мы начинаем перебираться в Хабаровск. Товарищи уже готовы. Нам надо задержаться. Не забывай, третьего — сессия нашего Совета. Мы проведем ее как следует. Понимаешь?

Он ушел. Она стояла у двери и слушала, как замирают внизу его шаги.

На улице Сергея ждал автомобиль. Поехали. Шофер, оборотившись назад, пожаловался, что сейчас его остановил японский патруль: проезд по улицам Посьетской и Тигровой закрыт.

— Говорю им: я же утром проезжал. Ничего не хотят слушать! А солдатни там, солдатни!

Задорно крякая, автомобиль катил по булыжной мостовой. Внезапно Сергей привстал и, тронув шофера за плечо, попросил ехать потише. На углу Алеутской из чердачного окна гостиницы «Централь» выглядывало два пулеметных рыльца. Пулеметы были направлены на здание областной управы.

«Сказать, что ли, Медведеву? Пусть потребует объяснить… Или лучше Цейтлину поднять вопрос в комиссии?»

Лазо, выскочившего из автомобиля, перехватил солдат в обтрепанной шинели. Пришлось остановиться. Солдат стал жаловаться, что пока он партизанил, у него каратели сожгли избенку, порушили хозяйство, сейчас жена с детишками ютится у соседей. Но, знамо дело, не век же будут ее подкармливать соседи!

— Дегтем плачет, не слезами! Не придешь, пишет, пропадем…

— Откуда сам? — спросил Лазо, увлекая солдата за собой.

— Мы рухловские, неблизкие. Шестой год воюю, все никак остановиться не могу. Как забрали на германца, так — без передыху.

Рухлово, Рухлово… Два года назад, в самое опасное время, Сергею Лазо пришлось скрываться там на конспиративной квартире у железнодорожного рабочего.

— Матвеевых там не знаешь?

Солдат остановился.

— Не припомню что-то… Это не у них ли под соломой дом, случайно?

— Нет, он на станции живет, в казарме.

— А! Сразу бы так и говорил. Я-то не железнодорожный сам. Мы деревенские, в соседстве, если можно так сказать. Но на станции бывал, заглядывал, приходилось… Нет, Матвеевых я что-то не припомню.

Рассказывая, солдат еле поспевал за стремительно шагавшим Лазо. Навстречу попадались озабоченные люди. Перед своим кабинетом Сергей заглянул в настежь распахнутую дверь, увидел стоявших кучкой Сибирцева, Луцкого, Цейтлина.

— Что-нибудь произошло, товарищи?

Не отвечая, все трое молча разглядывали смущенного солдата, сдернувшего шапку с головы.

— Сейчас, минуточку, — предупредил товарищей Лазо и увел солдата к себе.

Он выдрал из блокнота лист, не присаживаясь, набросал: «У партизана Сидорова белые сожгли избу — немедленно оказать ему помощь».

— Ступай на Полтавскую. Знаешь? Ну спросишь там, покажут. Найдешь Раева. Запомнил? Прямо к нему. Он все сделает.

Быстро вернулся в комнату, где его ждали.

— Провал в Хабаровске, — сообщил Луцкий. У него нервно подергивались губы. — Арестован Цой, с ним несколько человек. — Он помолчал и многозначительно добавил: — Наш связник — тоже.

— Перестань, слушай, — устало попросил Сибирцев. — Нельзя быть таким подозрительным.

Разговор у них, как видно, шел давно. Сергей Георгиевич вспомнил спор с женой насчет Забелло и мысленно стал на сторону Сибирцева. Как жестоко мы порою судим и выносим свои приговоры!