Юрий Остапенко - Великий Яковлев. «Цель жизни» гениального авиаконструктора

Именно там, в Новосибирске, он и услышал от одного из военачальников, с которым он говорил по телефону, что в боях под Сталинградом «Яки горят».

Загорается любой самолет, если в него попадает снаряд или очередь зажигательных пуль, но когда говорят, что «Яки горят», тут имеется в виду что-то другое. В это же время в Новосибирск позвонил Сталин, интересуясь ходом выполнения своего задания, и Яковлев, ответив на поставленные вопросы, сказал и о тревожном звонке. Сталин помолчал и сказал, что у него другие сведения о том, как воюют Яки, и велел наращивать выпуск и Як-1, и Як-9, которые уже стояли на потоке.

По возвращении в Москву Яковлев узнал, откуда пошел слух о том, что «Яки горят». В разгар Сталинградской битвы Геринг бросил в сражение свою лучшую эскадрилью «Трефовый туз», задачей которой была охрана неба Берлина. В ней были собраны лучшие асы люфтваффе, и в боях с ними наши зачастую даже необстрелянные летчики терпели поражения. А то, что под Сталинград было брошено все, говорит случай, описанный А.И. Шахуриным в своих мемуарах:

На самолете У-2 лечу на этот аэродром, хочу своими глазами увидеть, кому мы вручаем штурмовики.

Лейтенантов среди летчиков не вижу, только сержанты. Спрашиваю:

– Какой налет вы имеете на боевых самолетах?

Отвечают:

– Полтора-два часа, и то чаще всего на старых самолетах.

Спрашиваю у командиров:

– Как будет проходить освоение новой материальной части?

– Теорию им объяснили во время учебы, познакомили и с особенностями самолетов, ну а здесь даем один-два полета и потом – на Сталинград. Время не ждет.

Переписал я этот отрывок из книги наркома и не могу себя заставить дальше писать. Да что же это такое! Конечно, Шахурин понимал лучше, чем я, то, что из этих зеленых сержантов, которые имели самостоятельный налет полтора-два часа, в живых останутся единицы, потому что это были еще не летчики, а материал, из которого надо только начинать делать летчиков. Это было пушечное мясо, которое Сталин бросал в пекло войны, чтобы хоть каким-то образом сдержать вал наступления врага, который дошел уже до Волги.

Старики, полуголодные подростки и изможденные женщины в холодных цехах Новосибирского, Омского, Комсомольского заводов, падая с ног от усталости и голода, могли еще увеличить (и увеличивали!) количество выпускаемых самолетов, конструкторы все совершенствовали свои творения, но что толку, если они, эти в муках созданные самолеты, попадали в руки ребят, которым дали самостоятельно пробыть в воздухе полтора-два часа, а потом бросить в небо против мастеров воздушного боя? Мы узнали позже, а летчики военного времени знали и тогда, что немецкие летчики допускались к участию в боевых действиях после солидного самостоятельного налета, когда летчик умел уже ориентироваться в воздухе, чувствовал самолет, умел оценивать ситуацию в бою. Тот же Э. Хартман, лучший немецкий ас, будучи у нас в плену, рассказывал, что его впервые выпустили в бой, когда его налет составил 240 часов.

И все разговоры о том, какой самолет лучше – «Мессершмитт» или «Як», «Фокке-Вульф» или «Лавочкин», на этом фоне становятся бессмысленными, потому что тезис, что лучший истребитель тот, в котором сидит лучший летчик, мировая практика давно превратила в аксиому. Эти слова должен был бы сказать Шахурин после беседы на прифронтовом аэродроме с сержантами. И он, наверняка, их сказал. Сказал, наверное, и про то, что боевая жизнь самолета, на создание которого уходят месяцы, – всего три-пять полетов. Сказал про себя, но написать в книге воспоминаний не посмел.

И вообще после прочтения этой, в общем и целом очень интересной, книги складывается впечатление, что и через тридцать лет после смерти Сталина (когда написана его книга) он боится потревожить даже тень вождя. Ну, Яковлева можно понять – он был обласкан и возвышен Сталиным по всем статьям. Но Шахурин за свои неусыпные труды в годы войны в довершение к орденам и звездам получил камеру-одиночку в подвалах лубянской тюрьмы, где с перебитым позвоночником и раздавленными пальцами рук и ног провел шесть лет! За то – подчеркиваем – что он выпускал якобы плохие самолеты (об этом мы поговорим позже в другой части книги). А сейчас еще раз низко поклонимся Алексею Ивановичу Шахурину.

«Яки» атакуют

Мы только что упомянули Як-9, и об этой машине надо рассказать поподробнее. Уже хотя бы потому, что это был самый массовый истребитель войны. Он имел несколько модификаций, которые явились оперативным откликом на требования фронта. Як-9Д – это был истребитель сопровождения с увеличенным запасом топлива. Як-9Б приближался к прообразу будущих истребителей-бомбардировщиков с бомбоотсеками для подвески четырех 100-килограммовых ФАБ-100 или четырех кассет с противотанковыми бомбами. На Як-9Т была установлена пушка НС-37, взамен 20-миллиметровой ШВАК-20. Попадание снаряда этой пушки вело к немедленному разрушению самолета противника. Очень интересной модификацией был самолет Як-9ДД. Он предназначался для сопровождения челночных операций американских бомбардировщиков на расстояние до 2280 км. Очень любили летчики Як-9У. Этот самолет с мотором ВК-107А мог развивать скорость на высоте 5600 м до 700 км/час – такой скорости тогда не достигал ни один истребитель мира.

Летчики любили яковлевские ястребки, и недаром одной из лучших песен о военных авиаторах считается эта песня В. Высоцкого, в которой есть такие слова:

Я – «Як», истребитель, – мотор мой звенит,Небо – моя обитель, —А тот, который во мне сидит,Считает, что он – истребитель.В этом бою мною «юнкерс» сбит —Я сделал с ним, что хотел, —А тот, который во мне сидит,Изрядно мне надоел.

Но вот какое дело: поэтам, видимо, дан дар видеть сквозь толщу лет и событий нечто главное в жизни, о чем они, поэты, возможно, и сами не подозревают. А главным было то, что в предвоенные (да и в военные поначалу тоже), была убежденность в том, что создание мощных, грозных современных самолетов решит проблему авиационной мощи страны. Отсюда и эти самые конкурсы на создание самого скоростного истребителя, конкурс на создание самолета «поля боя» (проект «Иванов»), бомбардировщика Дальней авиации (Пе-8) и другие, которые, можем предположить, грели душу товарища Сталина. «Дальше всех, быстрее всех, выше всех!» – это было понятно, это, казалось, было достижимо. Нет таких крепостей, которых большевики бы не взяли! Они их и взяли. Предварительно разрушив их все. Было убеждение, что свет клином не сошелся на Сикорских, Туполевых, Калининых (не всесоюзный староста, упаси боже, а авиаконструктор, георгиевский кавалер), ни на Поликарпове, ни на и прочих интеллигентах (как говорил великий Ленин, интеллигенция отнюдь не мозг нации, а говно, это подлинные слова вождя, а вовсе не ругательство автора). Надо вырастить своих, преданных советской власти конструкторов, и они дадут родине то, что нужно: выше всех, быстрее всех и т. д.