Иоанн Кронштадтский - Одинцов Михаил Иванович
В августе 1922 года, в разгар обновленческой смуты, приход примкнул к Петроградской автокефалии[284], пытавшейся, с одной стороны, противодействовать распространению в епархии обновленчества, а с другой — найти компромисс с властью на принципе политической лояльности Церкви. Однако власть признала автокефалистское движение «контрреволюционным» и ни на какие переговоры не пошла.
Более того, в апреле 1923 года отдел управления Петроградского райсовета расторг договор с прежней «двадцаткой» и передал монастырь общине во главе с протоиереем Иаковом Журавским, примыкавшей к обновленческой группировке «Живая Церковь». Можно сказать, что это было «честное выполнение» решения высших партийных инстанций. По сохранившимся протоколам Антирелигиозной комиссии при ЦК РКП(б) мы знаем, что 20 февраля 1923 года комиссия рассматривала вопрос «О секте иоаннитов» и уточняла решение: «Секту иоаннитов ликвидировать как черносотенную организацию». Судьба монастыря как «гнезда иоаннитов», таким образом, была предрешена. И действительно, в мае 1923 года Петроградский губисполком постановил закрыть монастырь и использовать его строения «под общественные нужды». В связи с закрытием обители возник вопрос о судьбе гробницы Иоанна Кронштадтского.
Родственники Иоанна Кронштадтского просили Петроградский губисполком отдать им «тело Гражданина РСФСР И. И. Сергиева» и разрешить перезахоронить его на одном из городских кладбищ. Иоанн Орнатский в письме от ноября 1923 года так описывал предполагаемый порядок перенесения останков: «Все работы по снятию мраморной плиты и изъятию наверх оцинкованного гроба будут произведены в присутствии представителей власти, родных и друзей покойного накануне в 8 ч<асов> вечера… Официально… не будет сообщаться о дне перенесения тела… Процессия двинется в следующем порядке: впереди крест и фонарь, затем один священник в облачении (каковым буду я…), затем колесница с гробом. Очень желательно, чтобы в 8 ч<асов> утра… был командирован в б<ывший> монастырь небольшой наряд милиции во избежание могущих произойти к<аких>-л<ибо> нежелательных эксцессов. Процессия пройдет по самым малолюдным улицам: Геслеровский пер<еулок>, Малый пр<оспект> П<етроградской> С<тороны>, 8-я линия, Камская ул<ица>. Тело почившего о. Иоанна будет предано земле в ряду общих могил… будет перенесена с бывшей могилы надгробная мраморная плита вместе с мраморным памятником, в который вставлена икона Преподобного Иоанна Рыльского».
Хотя прямого отказа со стороны властей и не было, но они раз за разом меняли даты и время возможного перезахоронения, маршруты процессии, состав участников, место захоронения… Так продолжалось до марта 1924 года, когда теперь уже родственники Иоанна Кронштадтского отказываются от идеи перезахоронения. По всей видимости, причина в том, что среди православных города отношение к перезахоронению было неоднозначным и в различные властные инстанции стали поступать коллективные протесты, да и самого Орнатского начинают упрекать в своеволии и стремлении «нажиться» на вновь создающемся «святом месте».
Но какое-то время всё оставалось по-прежнему — гробница находилась в закрытом Иоанновском монастыре; верующие приходили к обители. Над окном усыпальницы был начертан православный крест; его много раз смывали, пока крест не оказался высеченным на граните цоколя над окном. Возле этого погрузившегося в гранит креста возжигали свечи и клали цветы.
Время от времени в городской печати публиковались антирелигиозные провокационные статьи-призывы «посчитаться» с Иоанном Кронштадтским. К примеру, «Красная газета» в мае 1924 года сообщала: «Рабочие завода «Электрик»… взяли для себя дом общежития Иоанновского монастыря. Дом черной своры тунеядцев превратился в красную казарму тружеников. Все бы хорошо, да не совсем. Черные тени иоаннитов и белые платочки иоанниток все еще витают около бывшего монастыря. Там в подвале лежит их батя — Иоанн Кронштадтский. Там, по-ихнему, его мощи, а потому они и ходят туда плакаться и лизать пыльные стены подвала. Не пора ли разрушить старое гнездо черных ворон?»[285]
Однако в реальности монастырское здание получило нового «хозяина» — им стал государственный научно-мелиоративный институт. Начиналась новая жизнь: капитальный ремонт и перепланировка, снятие крестов и колоколов, обустройство кабинетов и лабораторий, актового зала и складских помещений… И все это время институтские, партийные, губернские и городские власти не могли прийти к согласованному решению о судьбе подвала, где находилась гробница. Лишь в феврале 1926 года малый президиум губисполкома вынес окончательное решение: гробницу замуровать.
Можно предположить, что поставить точку в судьбе гробницы и останков Иоанна Кронштадтского власти решились в связи с тем, что с просьбой о перезахоронении обратились приходской совет и прихожане Андреевского собора в Кронштадте. В заявлении в Ленинградский губисполком они писали: «Ввиду закрытия Ленинградского Иоанновского, что на р<еке> Карповке, женского монастыря, в подвальной церкви которого погребены останки протоиерея Иоанна Ильича Сергиева, приходской совет Кронштадтского Андреевского собора обращается в губернский исполком с ходатайством о разрешении перенести останки почившего Кронштадтского протоиерея в г. Кронштадт для погребения в Андреевском соборе, в подвальном его помещении. Протоиерей Иоанн Ильич Сергиев начал свою службу в Кронштадтском Андреевском соборе и кончил ее в том же соборе, прослужа в нем 53 года. В верующих массах почивший протоиерей был известен под именем Кронштадтского, и сейчас в памяти верующих он сохранил за собой звание Кронштадтского. Если обстоятельства заставляют потревожить гробницу прот<оиерея> Иоанна Сергиева и перенести его останки из усыпальницы упраздненного монастыря, то приходской совет Кронштадтского Андреевского собора, являясь выразителем мнения всего прихода, полагает справедливым, чтобы останки Кронштадтского протоиерея были выданы верующим того собора, где почивший протоиерей прослужил 53 года, и были в нем похоронены».
Дабы дать ответ кронштадтскому приходскому совету и предупредить появление подобных новых обращений, в «Новой вечерней газете» сообщалось: «После передачи бывшего Иоанновского монастыря Научно-мелиоративному институту среди религиозно настроенных обывателей, у которых еще до сих пор имя Иоанна Кронштадтского окружено ореолом святости, распространился слух, что могила «старца» в монастыре будет разрушена, а самое тело… вывезено неизвестно куда. От некоторых из почитателей «святого батюшки» поступили даже предложения предоставить им право вывезти прах по их усмотрению. Между тем могила… осталась в неприкосновенности и подвал, где она находится, в настоящее время замурован и вход в него закрыт»[286].
О том же свидетельствует и официальный документ — «Акт ликвидации прохода к усыпальнице Иоанна Кронштадтского» от 1 марта 1926 года. В нем говорится: «Сего числа была проведена окончательная замуровка арки прохода в усыпальницу с левой стороны при спуске с лестницы… толщиной в два кирпича. Перед окончательной заделкой в помещение усыпальницы были допущены родственники священника Иоанна Сергиева — священник Орнатский, Орнатская, Макеева. При осмотре гробницы таковая оказалась в неприкосновенности».
Есть основания считать, что такое положение сохранялось и все 1930-е годы. Ситуация изменилась с началом Великой Отечественной войны, когда потребовались подвальные и полуподвальные помещения для устройства бомбоубежищ, военных складов, хранилищ особо важных предметов. Храм-усыпальницу размуровали и в подвале устроили бомбоубежище. И вот тут-то выяснилось, что гробница исчезла. Публичных объяснений, естественно, не последовало, да в военное время их никто и не требовал. Даже после «потепления отношений» между государством и Церковью, после известной встречи И. В. Сталина с митрополитами Русской православной церкви никто и приватным образом не дал знать Московской патриархии о судьбе мощей Иоанна Кронштадтского.
