Лев Лурье - Лаврентий Берия. Кровавый прагматик

Дело о военном заговоре 1941 года

До сих пор таинственны обстоятельства так называемого второго военного заговора. С приходом Берии из тюрем были выпущены Рокоссовский, Горбатов и еще ряд арестованных популярных военачальников. Однако следствие 1953 года ставило Берии в вину волну арестов и расстрелов военных в 1941 году.

Действительно, массовое избиение комсостава Красной армии имело место, особенно оно затронуло авиацию. 9 апреля 1941 года было принято постановление ЦК об авариях и катастрофах в авиации Красной армии. А 15 мая 1941 года произошло роковое событие, которое окончательно решило судьбы многих авиационных военачальников. В Москве средь бела дня приземлился немецкий военно-транспортный самолет «Юнкерс-52». Он беспрепятственно пролетел по маршруту Кёнигсберг – Белосток – Минск – Смоленск – Москва и закончил полет в районе московского стадиона «Динамо». Начались массовые аресты руководителей ВВС военных округов. По существу советская авиация накануне войны была обезглавлена.

Арестовали, например, начальника Главного управления противовоздушной обороны генерал-полковника Г. Штерна, наркома обороны СССР, героя Халкин-Гола, помощника начальника Генерального штаба по авиации, дважды героя Советского Союза генерал-лейтенанта Я. Смушкевича, заместителя наркома обороны героя Советского Союза генерал-лейтенанта П. Рычагова, командующего войсками Прибалтийского особого военного округа генерал-полковника А. Локтионова, начальника Военно-воздушной академии Ф. Арженухина, начальника Разведывательного управления РККА героя Советского Союза И. Проскурова и многих других. Все они будут расстреляны в том же году, уже после начала войны.

Очевидно, что объективных причин для такой волны арестов не было. Аварийность советских ВВС была примерно такой же, как в авиации Англии, Франции, Германии. В 1941 году самолеты люфтваффе сотни раз нарушали государственную границу СССР в условиях бездействия нашего ПВО. Летчики и зенитчики твердо знали, что Сталин требует не реагировать на провокации, дабы не давать повод для военного конфликта. В отношении Сталина к военной авиации вообще было нечто иррациональное. Послевоенные репрессии в 1948 году также начались с «дела авиаторов».

Но кроме того, в июне 1941 года арестовали видных военных деятелей: народного комиссара вооружения СССР Б. Ванникова, его заместителя И. Мирзаханова и заместителя народного комиссара обороны СССР по боевой подготовке генерала армии К. Мерецкова. Следствие по делу Ванникова и Мирзаханова шло по линии вредительства в производстве артиллерийских орудий. Сам Борис Ванников, старинный приятель Лаврентия Берии еще по Бакинскому техническому училищу, считал, что за его арестом стоят начальник Главного артуправления Григорий Кулик и секретарь ЦК Андрей Жданов (с которым Берия постоянно враждовал).

Кирилла Мерецкова, скорее всего, арестовали, чтобы свалить на него страшные поражения первых дней войны. До января 1941 года он был начальником Генерального штаба СССР, и органы пытались доказать, что поражения Красной армии связаны с его вредительством в Генштабе. Показания на Мерецкова копились в НКВД с 1937 года, и следствие шло по накатанной колее выявления военного заговора, руководимого еще Тухачевским.

Даже по стандартам тогдашней Сухановской тюрьмы допросы были зверские, допрашивал знакомый нам следователь Борис Родос. Видавший виды Лаврентий Берия на допросе в 1953 году показал:

В отношении Мерецкова, Ванникова и других применялись беспощадные избиения, это была настоящая мясорубка, и таким путем вымогались клеветнические показания.

Такая откровенность Лаврентия объясняется одним – лично он не чувствовал за собой никакой вины в этом деле. 3 февраля 1941-го указом Президиума Верховного Совета СССР НКВД был разделен на два самостоятельных органа: НКВД и наркомат государственной безопасности СССР (НКГБ). НКГБ занимался борьбой с врагами народа, внешней разведкой и контрразведкой. Возглавил госбезопасность бывший первый заместитель Берии Всеволод Меркулов. А Лаврентию Павловичу, наркому внутренних дел, стали подведомственны Главное управление лагерей, милиция, пограничники и пожарники. Таким образом, к следствию по делу военных он не имел уже никакого отношения.

А так как Всеволод Меркулов с первых же дней падения своего бывшего шефа в 1953 году принялся писать обличающие письма, а потом и давать показания против Берии, Лаврентий Павлович в ответ с удовольствием рассказывал о бесчинствах своего бывшего зама.

Позиция Берии в расследовании этого дела была тем более прочной, что как раз его стараниями трое арестованных были выпущены на свободу. Об этом сквозь зубы признавался даже сам Меркулов. На допросе он рассказал:

Я не знаю, какую роль сыграл Берия в деле освобождения из-под стражи арестованных Мерецкова и Ванникова, так как ни он сам, ни кто-либо другой мне об этом не говорили. Но у меня тогда сложилось впечатление, что он сыграл в этом какую-то положительную роль. Не помню, когда у меня был разговор с Кобуловым, в котором я высказал удовлетворение по поводу положительной роли в этом деле Берии. Я сказал Кобулову, что Берия помог мне тогда выйти из трудного положения в связи с моими сомнениями в правильности дела Ванникова, Мерецкова и других.

Меркулов на следствии не зря упоминает о своих сомнениях, изображая душевные муки и частичную потерю памяти. Нам представляется, что громкое дело военных со столь высокопоставленными подследственными объясняется его желанием выслужиться на новой должности. И ради этого он распорядился применять самые жестокие пытки. В 1953 году это дело военных сыграло с ним злую шутку. Из обвинителя он сам внезапно стал обвиняемым. И как мог изображал из себя случайно попавшего в органы наивного интеллигента.

Речь Меркулова временами напоминает детский лепет. О следствии и подследственных он рассказывает так:

Действительно их показания в отношении себя и других были вымышленными, и я сам с ужасом стал замечать, что в результате применения битья к арестованным получаются вымышленные показания, в результате чего могут быть произведены необоснованные аресты невиновных людей. Мне это стало особенно ясным, когда я увидел, что число арестованных растет. Я не знал, как выйти из создавшегося положения, но, к счастью, вскоре по указанию инстанции были освобождены Мирзаханов, Ванников и Мерецков, и после этого битье арестованных и дальнейшие аресты по их показаниям прекратились.

Борис Ванников так вспоминал обстоятельства своего ареста и внезапного освобождения:

В первых числах июня 1941 года, за две с половиной недели до начала Великой Отечественной войны, я был отстранен с поста Наркома вооружения СССР и арестован. А спустя менее месяца после нападения гитлеровской Германии на нашу страну мне в тюремную одиночку было передано указание И. В. Сталина письменно изложить свои соображения относительно мер по развитию производства вооружения в условиях начавшихся военных действий.