Зорге, которого мы не знали - Ганс Гельмут Кирст
— Слабым пунктом в вашей цепи оказался Мияги, — сообщил следователь.
— Смертельно больной Мияги? Стало быть, ваши люди выбили признание из ходячего трупа, применив пытки?
Следователь, как бы отметая сказанное Рихардом, поднял протестующе руку:
— Мы вышли на него совершенно случайно. Знаете ли вы некоего Ито Рицу?
— Этого человека я не знаю, — ответил Зорге, — но слышал о нем. Если я не ошибаюсь, он относится к числу руководителей японской коммунистической партии.
— Нет, вы не ошибаетесь, — с нескрываемой злобой произнес следователь. — Вы хорошо знакомы с этими кругами.
— Это ложь, — решительно возразил Рихард. — В своей работе я избегал любых контактов с представителями местной организации коммунистической партии. Я не использовал рекламу и не хотел сотрудничать с людьми, занимающими определенное положение в обществе. Это было моим непременным требованием, исходившим из Москвы, которое я выполнял неукоснительно, как и другие распоряжения.
Следователь просиял. Его водянистые глаза отсвечивали искорками за толстыми стеклами очков. Ведь Зорге сделал свое первое признание.
— Не радуйтесь слишком рано, — спокойно произнес Зорге. — То, что я вам сейчас сказал, не занесено в протокол, и я могу в любое время отказаться от сказанного. Но я могу этого не делать. Все зависит от того, насколько вы будете со мною откровенны. Так что было с этим Ито Рицу?
Следователь, почувствовав себя у цели, рискнул рассказать о подробностях, по крайней мере, по данному вопросу.
— Рицу вызывал у нас подозрение, как и все коммунисты. И он был подвергнут строгому допросу.
— Кэмпэйтай, стало быть, забила его до полусмерти.
— Он должен был назвать имена. И уже через два дня он сообщил одно имя — имя Томо.
«Томо»? — лихорадочно пытался вспомнить Зорге. Его отличная память подсказала: «Тетушка Томо», а затем всплыл во всех подробностях разговор с Мияги, состоявшийся два года тому назад. Его помощник хотел привлечь нового агента — тетушку Томо, которую хорошо знал по Сан-Франциско, добропорядочную тетушку Томо. Уже тогда сработал недремлющий инстинкт Зорге: он потребовал от Мияги не включать ее в агентурную сеть.
Вот каким был случай, который никто не мог предвидеть, камень, о который споткнулись все и оказались у подножия виселицы. Конец токийской агентурной сети обозначился еще до ее создания. Мияги жил в Сан-Франциско в начале тридцатых годов. Там он встречался с коммунистами, в числе которых был некий Рицу, вместе с которым они вовлекли в компартию Томо. Через десять лет Рицу встретил Томо в Токио, но она уже отошла от коммунистов. О Мияги Рицу ничего давно не слышал и забыл про него. Когда у Рицу под пытками потребовали назвать имена, он, чтобы прекратить истязания, решил назвать Томо, которая не имела никакого значения для коммунистов. Таким образом началась ликвидация успешно действовавшей шпионской сети Рамзая—Зорге.
— И эта тетушка Томо назвала вам имя Мияги, когда ее прижали?
— Абсолютно точно, — ответил следователь, добавив с некоторым сожалением: — Наши люди вначале даже не поняли, какой улов попал им в руки,
— Мияги молчал?
— Вначале он молчал, — подтвердил следователь, — но его организм не выдержал. Ведь он — смертельно больной человек, не так ли? Туберкулез, если я не ошибаюсь. И Мияги допустил ошибку.
— Какую же?
Следователь замялся, помолчал некоторое время, но все же сказал:
— Мияги решил избавиться от дальнейших допросов, видимо побоявшись, что не выдержит их, и выпрыгнул из окна.
— Как Кокс — из окна третьего этажа!
— Да, — кивнул следователь. — Но это было другое окно, под которым росло дерево с пушистой кроной. Поэтому он получил лишь легкие травмы. Его поступок заставил задуматься наших чиновников: что же скрывает этот Мияги, если предпочел смерть даче показаний. И они взяли его в оборот. После тридцатидвухчасового непрерывного допроса Мияги стал называть имена.
Зорге встал. Лицо его было белым, как стена камеры, к которой он прислонился. Закрыв глаза, он долго молчал. Затем, хорошо все обдумав, произнес:
— Это может дорого обойтись вашей стране, господин следователь.
— Как я должен это понять?
— Придает ли ваша страна большое значение тому, чтобы сделать вызов Советскому Союзу?
— Я не понимаю, что вы хотите этим сказать.
— Подумайте хорошенько, — ответил Зорге.
В тот день он не сказал ничего более. Следователь ушел, качая головой. Слова, сказанные Зорге, не давали ему покоя. Он снова и снова задавая себе вопрос: «Какую цель преследует Зорге?»
Друзья Рихарда в это время пытались воздействовать на высокие инстанции, которым следователь доложил о своем заключенном. Никто в Токио из числа тех, кто близко знал Зорге, не хотел верить, что доктор мог иметь что-нибудь общее со шпионажем. В немецком клубе коммерсант из Штеттина при всеобщем одобрении утверждая:
— Это исключено, ни один шпион не мог бы пить столько, как Зорге, ничем себя при этом не выдав.
Эльга тоже верила в Рихарда и посылала ему в тюрьму одеяла, фрукты и книги, на одной из которых написала: «Дорогому другу в знак верности — Эльга». Немецкий посол, собрав всех сотрудников, горько посетовал на шпиономанию японцев, жертвой которой стал его друг Зорге.
Самым рьяным защитником «безвинной жертвы» был не кто другой, как гестаповец Майзингер. Тем, кто «распуская язык», он угрожая концентрационным лагерем. Враг коммунистов, любитель покера, Майзингер сделал заявление, в котором убедительно доказывал, что Зорге никак не мог быть шпионом.
Посол, заслуживающий уважения офицер, и Майзингер, бывший без зазрения совести кровавой собакой, вдруг оказались в одной лодке. Некоторые военные атташе, встретившиеся с Оттом, ставили вопрос: не требует ли создавшееся положение его ухода в отставку? Но посол, веривший в Зорге, считая себя невиновным. Японское правительство сообщило ему по неофициальным каналам, что будет сожалеть, если он сложит с себя свои полномочия.
Меж тем Зорге решил разыграть новую шахматную
