Никита Михалков - Мои дневники
«Пойди».
Пассажир вылез, пошел по полю к стогу. Разговора не слышим. Солнце вечернее. Мужик показывает в другую сторону, пассажир с ним, видимо, спорит. Мужик машет руками, что-то доказывает. Спор разгорается… Шофер меланхолично щурится на солнце, лениво включает приемник. По нему передают дебаты съезда, видимо, из Моссовета.
Мужик скатывается со стога и начинает мутузить пассажира, тот отбивается. Жуткая потасовка все на том же общем плане. Потом пассажир возвращается, садится в машину, тяжело дыша.
– Ну что, узнал, куда ехать?
– Прямо и налево.
(Сцена воплощена в «Утомленном солнце» в 1994 году. – Современный комментарий автора.)
* * *Старая еврейка-переводчица в Риме. Совершенно задвинута на своей персоне. За две минуты успела рассказать всю свою биографию, присовокупив кое-что и про мужа, который был алкоголиком, но прелестным поэтом. Прочла его стихи – ужасающие. Муж еще сказал в них про Офелию: «Ох, Фелия, ох, душка!»
– Я писательница. Массу рассказов написала и роман. Я и музыку пишу. Бондарчука не люблю, а Чухрай, он украинец?
– Нет, еврей.
– Да что вы говорите! Прелестный человек!
Понимаю, что во время передачи будет полный кошмар. Так и было. Вся передача была посвящена ее тонкому устройству. То она ничего не слышит, то меня ей не видно, то оттуда дует… «А можно капельку водочки?..»
* * *Май. Пляж. Италия. На пляже одновременно – и голые дети, и люди в пальто. (Чудесное соединение весны.)
* * *Повар из ресторана – на пляже, выбежал на минутку. И у него весна.
Шезлонги еще не покрашены… Ощущение замечательной жадности к теплу, к солнцу.
* * *Когда юнкер Толстой (главный герой в «Цирюльнике») в первый раз испытывает с Джейн оргазм, помутневшим глазом смотрит в сторону… медленная крупная панорама по ночному столику с выходом на фотографию матери. Взгляд Джейн в другую сторону… ПНР с выходом на фото отца на стене.
* * *Начал снимать рубашку, сел и заплакал. Так и не выпростал рук из рукавов, а голову из ворота.
* * *Мы были язычниками, потом на 1000 лет стали христианами, а с 1917 года нас вновь превращали в язычников: вот тебе красная тряпка и лист бумаги, на котором что-то единственно верное начертано и стоит чья-то подпись – кого-то того, кого потом посадили за взятки; или портрет чей-то таскай на палке и кричи при этом то-то! – правда, потом того, кого ты таскал, расстреляют. И так далее.
Только вот те, кто из народа язычников делал, они-то сами не за тряпки и грамоты работали.
Они твердили о бескорыстии, энтузиазме, клеймили хапуг и мещан. Сами же коллекционировали зажигалки, к примеру, золотые, драгоценности, картины, многое другое.
Поразительный цинизм все это и обман.
* * *Монотонное журчание водички за окном, текущей с крыши в переполненное блюдечко, забытое в саду. Серенькое и прохладное майское утречко на даче. Щебет птиц, запах сирени.
* * *Запотевшее зеркало в ванной. Он и она отпотевают его горячим воздухом фена. Появляются лица…
* * *«Кочевники»:
Приемник в юрте. Из него веет «ветер цивилизации»: то Горбачев, то рок, то «Bitls», то сведения о событиях… Герой приостанавливается в своем движении – и слушает, и волнуется, и улыбается…
То есть он стремится к цивилизации, но, подойдя к ней, останавливается.
* * *Может быть, ввести нашего человека? (Гостюхин? мотоцикл сломался? или Леша Петренко).
* * *В степи попытались отнять телевизор – отбились.
* * *Конфликт с продюсером. Мой внезапный аргумент:
– Господин Рицоли! Вы себе когда-нибудь сами носки стирали?
– …
– Так какого хера вы меня учите жизни?..
* * *Короткометражка или эпизод в большой картине.
Шофер везет к своему боссу кого-то и, будучи обозленным на босса, несет его «по пням и кочкам», выдает всю его подноготную – и что он уже четыре месяца не трахается, и что жрет из холодильника по ночам, и т. д. и т. п.
Потом сама встреча героя с боссом: все ужасно важно, солидно и чванливо (может быть, в середине всего этого гость представляет себе то, что рассказывал шофер).
Затем путь обратно и… продолжение рассказа шофера.
А может, иначе: шофер везет гостя и нахваливает хозяина, как только может. Потом встреча с хозяином, в течение которой тот за что-то «влепил» шоферу. А затем уже, на обратном пути, шофер поносит хозяина на чем свет стоит, раскладывая всю его жизнь «по нотам».
* * *Нашла в пиджаке мужа «condom». Он приходит – и они летают с криками по комнате. Дивный скандал среди «мыльных пузырей».
– Господин Рицоли! Вы себе когда-нибудь сами носки стирали?
– …
– Так какого хера вы меня учите жизни?..
* * *День. Лето. Дождь. Они почти голые. Она зашивает ему брюки. Шутя рассказывает, как ездила в Ялту с подружкой. Как брала с собой презервативы, но попала под дождь, и они в сумочке промокли. «Годятся ли теперь?»
Такой мерный, тихий разговор под шум дождя.
Он, мучаясь, расспрашивает о подробностях с болезненной улыбкой на лице. Она совершенно бесхитростно все рассказывает. Этакая «исповедь путанки».
* * *Рахманинов, 3-й концерт или вариации на темы Паганини в контрапункте к совершенно бытовым событиям на улице. Примерно так: кто-то едет в машине, а перед ним идет троллейбус, у заднего окошка которого стоят девушки. Подробно и последовательно снимать эти отношения между «машиной» и троллейбусом.
Начал было обгонять – одна принялась в шутку плакать. Опять притормозил и едет следом…
* * *«Судьба загадочна. Слава недостоверна».
(Марк Аврелий)* * *«Жизнь невыносима без труда».
(Г. Флобер)* * *«Литературные среды» у гинеколога Сергея Г., где писатели сидят, читают и спорят вокруг гинекологического кресла («эшафота»).
* * *За обедом: сначала высмаркивается, потом быстро ест. Никто ничего не понимает, но ни о чем не спрашивают. Потом он сам объясняет:
– Я, знаете, поесть люблю… А у меня насморк, простудился. Сначала высморкаюсь, а потом быстро ем, чтобы вкус чувствовать!..
* * *Русская баня в N.-Y.
Человек в парилке, все время чистящий зубы без пасты.
Старый раввин, видимо, откуда-то из России.
Старики в молчании, застывшие над шайками, в которых они парят ноги.
Почему-то много глухонемых.
Сумасшедший венгр (это выяснилось потом) агрессивно кричит что-то в «джакузи», потом в бассейне поет «Интернационал», потом – почему-то голый – сделал на кафельном полу три кульбита. У него изуродован локоть – как выяснилось, сидел в немецком концлагере.
