Сергей Есин - Дневник, 2004 год
Жаль, не было программы, но, может быть, еще впишу. Очень понравился Герой и его Жена — просто блестящая актриса, без малейшего нажима. Мне иногда казалось, что это не герои переговариваются, а мы с В. С. Я случайно проговариваюсь, что плохо себя чувствую, а она тут же говорит: «А я?»
От телевидения тоже нельзя оторваться. Я бы выделил здесь «думскую тему». Телевидение иногда и своих не щадит. Сюжет с Крашенинниковым, бывшим СПС-овцем, переметнувшимся в «Единую Россию», и с Райковым, главой так называемой Народной партии, который тоже стал единороссом, — расцениваю как до омерзения прелестные факты предательства. То бесстыдство, с которым люди меняют свои убеждения и пристрастия, меня восхищает. Ну, скажем, Жириновский, — это просто самый талантливый из всех, кто переодевается на людях. Он это делает наиболее артистично, и за этой наглой артистичностью уже перестаешь различать смысл. В думских назначениях меня восхитило одно: главой Комитета по культуре и, кажется, образованию теперь у нас будет народный артист Иосиф Давыдович Кобзон. Вот и образовалась ось: Михаил Ефимович Швыдкой и И. Д. Кобзон. Думаю, что теперь культура пойдет «на взлет», по крайней мере, эстрада-то не пропадет.
Продолжаю читать «Изгоя» Потемкина, «Дневники» Чайковского, делаю выписки, а также книжку, которую мне подарил А. Севостьянов, довольно скучную, про евреев и чего они от нас хотят. Прочел в «Экслибрисе» замечательную статью Шохиной о «Словаре» С. Чупринина. Она отмечает его тенденциозность, его стремление отметить только для него главное: был ли или не был человек коммунистом. И одновременно стремление забыть о «Письме 42 писателей», так «гуманно» призывавших раздавить инакомыслящих. Говорит и о невежестве этого профессора Литературного института, о его возможных «неграх», которые, наверно, помогали ему в работе.
19 января, понедельник. Телевидение передало, что открыт президентский сайт в Интернете, адресованный детям. Показали и президента, который живо объяснял детям все, что при этом положено. Я полагаю, что это еще один точный шаг перед президентскими выборами. Выбор помощника, специалиста по детям, который помогал обустраивать этот сайт, тоже очень точен — это Григорий Остер, но он точен, потому что прекрасный писатель, а вдобавок и выпускник нашего института. Это все, конечно, еще один предвыборный ход, но надо сказать, что политтехнолог Глеб Павловский не делает неработающих ходов.
Как мне кажется, другой ход — это вереница кандидатов на должность президента. Дело здесь не в боязни безальтернативных выборов и обвинения в тоталитаризме, а элементарная тревога, что из-за низкой явки выборы могут оказаться недействительными. А тут каждый кандидат в президенты что-то да принесет. Поэтому может оказаться справедливым и предположение, что все эти кандидаты получили некоторую поддержку для ведения избирательной компании. Занятно предположить, что получили помощь и Хакамада, и Харитонов.
Вот цитаты, которые я выписал из дневников Чайковского. Человек оказался не только мономузыкальной идеи. Вот он пишет вещи своеобразные, правда, здесь сказываются, наверное, некоторые его индивидуальные пристрастия. «Какое удовольствие доставляет частое присутствие Легошина; это такая чудесная личность. Господи! и есть люди, которые поднимают нос перед лакеем, потому что он л а к е й. Да я не знаю никого, чья душа была бы чище и благороднее, чем этот Легошин. А он лакей! Чувство равенства людей относительно их положения в обществе никогда не давало себя знать столь решительно, как в данном случае» (с. 73). Простим великому композитору его маленькое пристрастие.
Вот другое пристрастие великого композитора. «Домой. Андреевы. Ушли на репетицию. Я читал орнитологию. Очень устал» (с. 52). Для того чтобы писать хорошие симфонии надо, оказывается, читать орнитологию. Душа постоянно должна и обязана трудиться, эта формула изобретена не в ХХ веке. «После чая читал статью Sarcey о Толстом и едва сдерживал рыдания от радости, что наш Толстой так хорошо понят французом» (с. 48). Опять, что это такое: «национальная гордость великоросса» или настоящая полная, растворенная жизнь в искусстве?
А вот пример преклонения и уважения перед собратом, перед человеком, как и он, Чайковский, неимоверного таланта. С удивлением перед безграничностью таланта другого и начинается искусство.
«Завтрак. Старушка Виардо очаровала меня. Ее приживалка. В гостиной, ученица ее, русская, певшая арию из Л а к м е. Видел партитуру Дон Жуана Моцарта, писанную ЕГО РУКОЙ!!!!!!!!!!» (с. 63) Восклицательные знаки тоже поставлены «его рукой».
Теперь одно очень интересное рабочее наблюдение, которое я нашел в приложении к книге — по технологии работы. Эти выписки я обязательно прочту на семинаре.
«У Чайковского были заведены педантически строгие порядки, и все в доме не только совершалось в назначенные часы, но не допускалось отступления от них даже в минутах; Пётр Ильич говорил, что это единственное средство использовать свое время наиболее производительно в смысле работы, и в этом он, конечно, был прав… Он еще в молодости отказался от вечерней и ночной работы, ибо, кроме того, что она расстраивала ему нервы и мешала спать, самое качество ее оказывалось часто неудовлетворительным, так что сделанное ночью приходилось вновь переделывать днем» (Н. Кашкин. Из воспоминаний о П. И. Чайковском; «Пётр Чайковский. Дневники». Москва: Наш дом, 2000).
Наконец, последнее слово композитора. Это уже из области нравственных мучений, кто знает его историю, поймет.
«Все утро и все время от чая до вечера писал проекты писем к Ант. Ив. Ничего не мог решительного написать. Мучения нравственные, сильные. И ненависть, и жалость» (с. 75). Вот так и возникает гениальная музыка.
20 января, вторник. Занимался формированием, так сказать, писательской делегации на Гатчинский кинофестиваль. Это Олег Павлов, который едет с женою; это Сережа Шаргунов с женою Анной Козловой, зла я ни против кого долго не держу; это Эдуард Лимонов с охранником; это Оля Славникова. Буду ли я брать еще и студентов, не знаю. Меня радует только одно: я научился, договорившись, часть всяких организационных дел кому-нибудь передавать. Сумею ли я когда-нибудь написать, сколь многим я обязан Оксане?
Пришла, кстати, рекомендация в Союз кинематографистов, написанная Витей Матизеном. Он сделал это с невероятным изяществом, и, пожалуй, я не читал документа, который так комплиментарно говорил бы обо мне. Этот документ очень для меня лестен.
«Для меня Сергей Николаевич — не столько известный писатель, ректор Литературного института и муж моей известной и уважаемой коллеги по цеху Валентины Ивановой, сколько один из учредителей, организаторов и бессменный председатель жюри кинофестиваля в Гатчине, уникального кинофорума, посвященного отношениям литературы и кино. Без хорошего сценария не бывает хорошего фильма, а хороший сценарий — это прежде всего хорошая литература, причем лучшие сценарии чаще всего получаются из литературных произведений, написанных не для просмотра, а для чтения. С. Н. — высокообразованный человек, профессиональный знаток литературы и талантливый любитель кино, точности зрения которого может позавидовать любой киновед и кинокритик — понимает это, как мало кто другой. Он делает важное и нужное дело — энергично способствует сближению литературы и кино, кинематографистов и литераторов. Будучи одним из приглашенных «жюриоров» Гатчинского кинофестиваля, я имел случай изнутри убедиться во взвешенности его оценок и тонкости управления разными составами жюри, которые он (это стоит отметить специально) формирует из очень разных и независимых от него, фестиваля и друг от друга профессионалов. Я, естественно, не могу хвалить работу тех гатчинских жюри, в которых участвовал сам, но в тех случаях, когда сужу об их работе со стороны, как правило, вынужден признать справедливость их решений — что со мной бывает нечасто.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});