С Мюге - Улыбка фортуны

Жизнь собачья

Однажды меня и еще одного солдата, Сафарова, вызвали в штаб бригады. Штаб находился в городе Брагине, километрах в тридцати. Когда мы пришли, нам сказали, что штаб переехал в Хвойники. Из Хвойников нас послали в какую-то деревушку, а оттуда в следующую, так как штаб разместился в разных деревнях и начальник, нас вызывавший, остановился во второй. В общем, за сутки мы прошли около ста километров и были очень рады, когда нам сообщили, что дело не спешное и можно отдохнуть в избе. Отдохнуть в избе! Трудно представить, какая это роскошь.

В Мозырской области, где шла при немцах партизанская война, почти все деревни были сожжены. Редкие уцелевшие избы занимались большим и малым начальством, а нам, солдатам, приходилось или рыть землянки, или, на одну ночевку, норы в снегу. Обычно дневальный через каждый час, ударяя спящего ногой но подошве, будил его словами: «встань, поссы». И действительно, вспомнив об этом, спящий сразу вставал, мочился, потом прыгал немного, чтобы согреться, и снова шел в нору — спать. Откуда бралось у нас столько мочи, не знаю, но на каждую побудку ее хватало.

На следующий день нам объявили, что формируется рота собак-миноискателей. Будем ловить собак, дрессировать, и с их помощью находить мины. Собак я любил с детства и назначение принял с удовольствием.

Идея заключалась в том, что собака может учуять запах тола. После соответствующей дрессировки она должна была садиться возле мины и лаять — «подавать голос». На тренировках это как-то удавалось, но при работе с минами мы очень скоро убедились, что без собак удобнее. Мы их привязывали подальше от мин, чтобы не мешали, а сами занимались разминированием. Потом затея с собаками как-то «зачахла», и было приказано их перестрелять. К счастью, в это время мы были уже в Западной Белоруссии, где люди жили позажиточней, и мне удалось пристроить своего Джека к какому-то хозяину.

Осень 1943 года у меня оставила самые неприятные воспоминания о войне. Немцы разбомбили эшелоны с теплой одеждой (телогрейками и ватными штанами), и мы без крыши над головой мерзли в шинелях. Ранние заморозки, болотистая местность и постоянные дожди, а потом и мокрый снег… Бывало, завалишься спать в мокрой шинели, а утром подняться не можешь — шинель примерзла. Вылезешь из нее и отдираешь от земли или подстилки. А тут еще вши, которые ни на какие прожарки не реагировали, да фурункулез. Зима застала нас под Ковелем. В уличных боях меня легко ранили, и я с удовольствием отдохнул в госпитале.

После взятия Ковеля наши войска очень быстро начали продвигаться вперед, а так как мы задерживались для разминирования полей, то нам приходилось, догоняя фронт, делать большие переходы. Здесь-то я и узнал, что спать можно не только стоя, но и во время ходьбы. Идешь, бывало, споткнешься, просыпаешься и видишь, что отошел от колонны в сторону.

Освобождаем Польшу

Перед Варшавой мы задержались. Наши войска сходу взяли предместье — левобережную часть Вислы — Прагу — и… остановились. В это время в Варшаве началось восстание поляков, которые проявили крайнюю невежливость. Вместо того, чтобы дать нам возможность себя освободить, они предприняли попытку освободиться сами, рассчитывая, конечно, на нашу помощь. Но не на тех нарвались. То ли обидевшись, то ли из более высоких государственных соображений, Верховный главнокомандующий велел приостановить наступление. Мы наблюдали уличные бои через Вислу, и на наши вопросы замполиты отвечали: «Там капиталисты истребляют друг друга». И только когда в Варшаве затих последний выстрел и был взорван один из последних домов, наши войска возобновили наступление.

В это время в Польше началась весна. Вскоре она вступила в свои права, и жить стало веселее.

Однажды с группой разведчиков мы вошли в только что оставленное немцами польское поместье. Помещик, как обычно, сбежал, а управляющий, встретив нас, первым делом сообщил, что под тем местом, где лежал увезенный немцами ковер, он обнаружил мину с электрическими проводами. Я предложил всем — и гражданским, и военным (разведчикам) — отойти подальше от дома, а сам пошел с управляющим смотреть мину. Он ввел меня в комнату, указал на предмет, вмонтированный в пол, и через несколько секунд я увидел в окно, как он бежит к оврагу, где спрятались все остальные.

Я же взялся вынимать эту штуку из паркета, удивляясь аккуратности, с какой немцы вмонтировали ее. Отрезав провода и не услышав взрыва (впрочем, услышать его я бы все равно не успел), я выломал это устройство и понес к оврагу.

Встретили меня очень тепло. Разведчики ушли дальше, а «цивильные» обступили плотным кольцом. С напряжением вспоминая забытые с детства французские и немецкие слова, я объяснял принцип действия этой, как мне казалось, мины. Меня ввели во флигель, угостили польской водкой — бимбером, а когда я собрался догонять своих, управляющий предложил довольно миловидной полячке лет восемнадцати проводить меня. Обладая глубокими теоретическими знаниями, но не имея практического опыта, я, дойдя с ней до ворот парка, вежливо распрощался, чем наверняка уронил престиж и славу русского солдата.

Через несколько недель мы зашли в другое имение, где в центре гостиной была вмонтирована такая же штука. Я спросил у хозяина, что это такое, и он объяснил, что это блок предохранителей электросети. Для того, чтобы было удобнее менять пробки, поляки их ставят на полу.

Среди немцев

Потом мы пошли по Германии. Почти все население уехало, оставив насиженные места — чистенькие домики с кладовыми, полными припасов, скот и все имущество. Солдаты отъелись, но вечерам заводили разговоры о женщинах, а кое-кто «тискал романы».

Немцы использовали опыт нашей партизанской войны и создали свои отряды «фольксштурм», действующие на занятой нашими войсками территории.

Однажды послали меня в штаб с донесением. Обратно можно было не спешить. Мне предложили переночевать при штабе, так как возвращаться в сумерках было опасно из-за фольксштурмовцев. Но вечером один из наших солдат должен был продолжить рассказ начатого детектива, и я все же решил вернуться. Чтобы сократить путь, я пошел не по дороге, а тропинкой мимо мельницы. По пути (уже начало темнеть) мне захотелось пить, и я пришел на мельницу. В комнате за столом сидело человек десять. У одного из них из-под пиджака явно выпирала рукоятка немецкого автомата. «Фольксштурмовцы, — быстро заработала мысль, — бежать? Наверняка пристрелят — решат, что бегу за помощью. Стрелять первым? Всех сразу не уложишь, да и патронов, кажется в рожке штук пять, а их — десять. Главное — не показать испуга».