Брет Уиттер - Охотники за сокровищами
В настоящее время солдаты армии Объединенных Наций ведут освободительные бои за земли, захваченные и удерживаемые врагом. И властям этих стран предстоит решить множество новых задач. <…> В деревнях и городах, разоренных огнем и бомбежками, находятся памятники, дорогие жителям этих мест: храмы, часовни, статуи, картины – самые разные произведения искусства. Возможно, какие-то из них повреждены, какие-то уничтожены. И, несомненно, им по-прежнему угрожает опасность уничтожения…
Охрана этих памятников не изменит течения войны. Но она может оказать большое влияние на отношение частных лиц и представителей государств к армии-освободительнице. <…> Охраняя памятники, мы продемонстрируем уважение к культуре и обычаям разных народов и подтвердим, что памятники культуры не могут принадлежать отдельным людям, что они являются общим наследием всего человечества. Охрана памятников становится одной из обязанностей правительств Объединенных Наций. И дело не в том, что эти памятники красивы и ценны как свидетельства творческой силы человека. Они – символ человеческой веры, они – часть борьбы человека за связь со своим прошлым и своим Богом.
Мы глубоко убеждены, что без охраны памятников невозможно вести справедливую войну, и, надеясь на скорый мир <…>, считаем необходимым обратить внимание правительства США на проблемы, связанные с этой сферой, и настойчиво просить поддержки в их решении.
Конечно, никто не смог бы лучше справиться с защитой и охраной памятников, чем идеально вышколенные отряды «специалистов особого назначения», сформированные по инициативе Стаута ранее.
17 сентября 1940 Приказ фельдмаршала Кейтеля об изъятии культурных ценностейКопия
Глава Верховного командования вооруженных сил Берлин W 35, Типитцуфер 72-76, 17 сентября 1940
Тел.: 21 81 91
2 f 28.1.4 W. Z. No. 3812/ 40 g
Главе Верховного командования военной администрации оккупированной Франции
В дополнение к переданному в свое время рейхсляйтеру Розенбергу приказу фюрера обыскивать квартиры, библиотеки и архивы на оккупированных территориях Запада в поисках того, что может представлять ценность для Германии, и охранять находки силами гестапо фюрер принял следующее решение:
Признать (считать) приоритетным статус собственности до объявления войны 1 сентября 1939 года.
Передача собственности французскому государству или любая другая передача, сделанная после этой даты, не признается законом (как, например, польские и словацкие библиотеки в Париже, владения дома Ротшильдов и любые другие еврейские владения). Претензии к розыску, конфискации и отправке в Германию такого имущества приниматься не будут.
Рейхсляйтер Розенберг и/или его заместитель Эберт получили четкие инструкции лично от фюрера. Они уполномочены отправлять в Германию все предметы, представляющие, на их взгляд, культурную ценность, и обеспечить их охрану. Решение об их использовании фюрер оставляет за собой.
Все службы, которым необходимо об этом знать, должны быть поставлены в известность.
Подпись: Кейтель Для ознакомления: рейхсляйтеру РозенбергуГлава 4
Пустой и серый мир
Гарвард и Мэриленд
Зима 1942–1943
Джордж Стаут не был типичным музейным работником. В отличие от многих своих коллег, принадлежавших к элите Восточного побережья, Стаут родился в семье простого рабочего в городе Уинтерсет, штат Айова (между прочим, там же родился и актер Джон Уэйн). Всю Первую мировую войну он прослужил рядовым в одном из госпиталей в Европе. Вернувшись с войны, решил заняться рисованием. Окончив университет Айовы, пять лет работал на низкооплачиваемых должностях, откладывая деньги на поездку по культурным центрам Европы, что в то время считалось обязательным для карьеры в сфере искусств. В 1926 году 28-летний Стаут поступил в аспирантуру Гарварда (в Карлсруэ в это время родился Гарри Эттлингер), он недавно женился и ждал первенца. Жили супруги на стипендию – 1200 долларов в год (аренда квартиры обходилась в 39 долларов в месяц), и этих денег семье «едва хватало, чтобы не умереть с голоду».
В 1928 году Стаут устроился волонтером в небольшой отдел реставрации и консервации при Художественном музее Фогга. Реставрация и консервация были самыми непопулярными дисциплинами на кафедре истории искусств, а Стаут – пожалуй, единственный из студентов – изучал их наиболее прилежно. На кафедре, где почти все были позерами и хвастунами, кичившимися знакомством с профессорами-суперзвездами вроде Пола Сакса, Стаут казался серой мышью. Зато он был педантичен и дотошен, что проявлялось и в его внешнем виде: зачесанные назад черные волосы, безупречные шерстяные костюмы и тонкие усики на манер Эррола Флинна. Но за внешней бесстрастностью Стаута, всегда элегантного и подчеркнуто вежливого, скрывался выдающийся ум, способный перерабатывать гигантские объемы информации и заглядывать далеко в будущее.
Стаут обладал и еще одним важным качеством: исключительным терпением.
Вскоре после того как Стаут пришел на работу в отдел реставрации и консервации, он приметил в университетской библиотеке заброшенный каталог, и ряды узких картотечных ящиков навели его на блестящую идею. Отдел реставрации располагал внушительной коллекцией материалов для живописи: пигментов, камней, высушенных растений, масел, смол и бальзамов, разных видов камеди и клея. С помощью университетского химика Джона Геттенса Стаут на каждую каталожную карточку наносил немного того или иного материала, добавлял различные химические вещества и наблюдал за результатами соединений. Записывал. Снова наблюдал. И ждал – годами. Так с помощью старого библиотечного каталога Стаут и Геттенс положили начало исследованиям сразу в трех направлениях реставрационной науки: изучение сырьевых материалов, причины повреждений полотен и способы борьбы с ними. «Думаю, тогда, в самом начале, у нас потому что-то получилось, – говорил Геттенс незадолго до смерти в 1974 году, – что нас никто не знал и нам никто не мешал, – да и денег у нас не было».
Успех вдохновил Стаута, все еще известного только горстке специалистов, и он поставил перед собой еще более амбициозную задачу. На протяжении веков консервацию считали искусством, а занимались ею исключительно реставраторы, которых обучали как мастеров, умеющих «доделывать» произведения искусства. Но если в результате экспериментов Стаута консервации суждено было стать новой наукой, то ей требовался свой научный аппарат. В течение 1930-х годов Стаут наладил регулярную переписку с величайшими реставраторами своего времени, и вместе они постепенно выработали правила оценки и сохранения картин и предметов искусства.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});