Луиза Гладышева - Кавалер ордена Улыбки

Мне не довелось присутствовать при этом. Но несколькими годами раньше мы сидели с Гавриилом Абрамовичем в его рабочем кабинете. Был тот летний предвечерний час, когда опускающееся к горизонту солнце пронизывает нежаркими лучами все вокруг, оставляя на земле длинные причудливые тени. За окном все казалось живым и теплым: деревья, скамейка, машина с красным крестом, неясные очертания строящегося-комплекса института.

— Видите молодого человека, повисшего на костылях? — спросил он меня. — Рядом мать, молодая и совсем седая. Она привезла его к нам как на последний остров спасения. У сына ампутированы обе ноги. Кожа оказалась неспособной выдерживать протезы. От соприкосновения с ними она истончается и лопается, и снова начинается гангрена. От безвыходности ему предложили ампутировать еще выше и передвигаться с помощью тележки. Представляете: отсекать человека по частям?!

— А что можете сделать вы?

— Что-нибудь придумаем, пока надо спасать, что возможно. А в будущем… В будущем будем делать настоящие живые ноги. Сейчас мы где-то уже близки к цели. Знаете, — продолжал Гавриил Абрамович, — есть такая детская игра. — Он вдруг смутился и пояснил: — Подсмотрел случайно у нас в детском отделении. Веселая игра. Один спрячет книжку, а другие искать начинают. Тот, который спрячет, подбадривает приятелей, как бы дает направление поиска: «Холодно, холодно… Тепло, тепло… Горячо, горячо!» Вот и мы сейчас примерно в «районе тепла». Еще не «горячо», но уже и не «холодно». Поиски ведем не вслепую. Современные методы исследования, новейшая электронная аппаратура и приборы, высокая квалификация научных сотрудников — все это позволяет надеяться на успех.

Говорил он буднично и просто. Об исследовании активности процесса восстановления поврежденных органов, темпов костеобразования и состояния кровообращения при этом, способности утраченных тканей возрождаться.

Может быть, уже тогда он видел этот день, этот миг…

— Вместо стопы у меня был протез. А сейчас я танцую вальс! — повторила Зинаида Семеновна.

И не единственная она вновь обрела радость ощущать под живой ногой землю, траву. Вспоминаю молоденькую улыбчивую учительницу из Калининской области.

— Вера, — назвалась она, а отчество сказать по молодости своей девятнадцатилетней постеснялась.

Стопа Веры была в аппарате, «росла» понемногу и уже почти сравнялась со здоровой ногой.

— Вот так-то гонять на мотоцикле, — не сердито ворчит доктор Илизаров, долго и придирчиво рассматривая рентгенограмму и стопу. Вера улыбается, ямочки на румяных щеках ее прыгают.

— Не буду больше, Гавриил Абрамович, — клянется она как провинившаяся ученица. А настроение такое, что сейчас бы снова на мотоцикл, хоть и нога в аппарате. Так бы и полетела от радости, что снова у нее нога такая, какой, кажется, и была.

— Нет, нет, не совсем такая, как нам нужно. Толстовата, пожалуй, — доктор недоволен. — С этой стороны надо убрать. Где выкройка? — Лечащий врач держит наготове вырезанную из плотной бумаги выкройку смоделированной стопы.

Несколько месяцев назад, когда девушка приехала в Курган, стопа существовала лишь на бумаге, в схеме аппарата, предназначенного для того, чтобы «тянуть» из края большеберцовой кости сначала пяточную кость, а затем и всю стопу, «выращивая» одновременно с костной тканью мышечную, кожу, сосуды, нервы…

— Хотите, скажу, о чем вы сейчас думаете? — спросил Гавриил Абрамович, когда дверь кабинета закрылась за Верой. И, не ожидая ответа, сказал: — О голове профессора Доуэля, не так ли?

«СОБАКА-ВЕРБЛЮД»

О голове профессора Доуэля из научно-фантастической повести Александра Беляева, поразившей мое детское воображение много лет назад, я не думала, но Гавриилу Абрамовичу не призналась.

Я думала о тайнах аппарата профессора Илизарова, который исцеляет людей от тяжелых и часто неизлечимых заболеваний, возвращает привычные и мало ценимые нами, пока они у нас есть, радости человеческой жизни — движение, здоровье, способность трудиться, физическую полноценность. Как много ярких и неповторимых красок у нашего бытия, даже если в нем нет ничего выдающегося и примечательного!

Однажды один благодарный пациент курганской клиники назвал Гавриила Абрамовича «Микеланджело ортопедии». Казалось, он соединил несоединимое — непревзойденного мастера скульптуры, живописи, архитектуры эпохи Возрождения, воспевшего телесную красоту и мощь человеческого разума, с самым драматическим разделом медицины — ортопедией, занимающейся изучением и врачеванием неправильного, деформированного…

Исправить ошибку природы и случившееся несчастье, возродить в человеке утраченную гордую красоту и совершенство его форм — разве здесь нет чего-то от дара скульптора, художника?! И не сам ли Микеланджело воодушевляет хирурга-новатора своими стихами: «…да вспряну против зла, преодолев сомнения и боли»?

И с чистой совестью перед непревзойденным Буонаротти я поставила в заголовок одной из газетных статей о Гаврииле Абрамовиче признание излеченного им пациента — «Микеланджело ортопедии». Горько мне было услышать в день выхода газеты от друзей и коллег:

— Знаешь, это уж слишком…

А спустя три года на родине великого Микеланджело, где покоится его прах и где на площади его имени высится прекрасный бронзовый его Давид, флорентийцы назвали советского доктора Илизарова «Микеланджело из Сибири». Никого за минувшие четыре столетия не поставили они рядом с великим гражданином Флоренции.

Но пришел человек, который также, «преодолев сомнения и боли», возродил в человеке утраченное его совершенство, и гордые флорентийцы преклонились перед искусством врачевателя и гуманиста, не боясь тем самым умалить величие гениального Микеланджело.

Те, кому довелось видеть искривленные, подобно корням старого дерева, руки молодой девушки, а у юноши вместо здоровой ноги — беспомощно повисшую иссохшую плеть, кто болел чужими несчастьями, как своими личными, тот поймет, что к жизни человек привязан не только сердцем и разумом, но каждой живой клеточкой всего существа.

Среди многочисленных писем в Курган доктору Илизарову одно заставило меня содрогнуться сильнее других. Это письмо от Эдит Павлычевой из Чехословакии.

«Вы моя последняя надежда, в которую верю, как в бога, хотя я и неверующая. Если Вы не сможете мне помочь, то мне на этом свете незачем жить…»

Пять операций, начиная с пятнадцати лет, перенесла девушка, и на каждую шла с отчаянной надеждой, которая есть только у больных. Но каждый раз надежда разбивалась вдребезги: сколиоз грудного отдела позвоночника, искалечивший тело и жизнь юной Эдит, — не поддающееся излечению заболевание. Оперативные методы лечения искривлений позвоночника давали малоутешительные результаты. Горькая да меткая поговорка «Горбатого могила исправит». А исправить при жизни?!