Владлен Владимиров - Единожды приняв присягу...

— Зачем?

— Извините, майор, но этого я вам сказать не могу.

— Каша фамилия?

— Она ни о чем не говорит. В списке тюремной канцелярии вот она — под четвертым номером, — указал он на листок, который я держал в руке.

В голове мелькнула смутная догадка.

— А подлинная фамилия?

Он промолчал, глядя мне прямо в глаза. Догадка переросла в уверенность, и я предложил:

— Скажите или напишите, что и куда надо сообщить. Если заслуживает внимания, постараюсь передать через штаб полка, по армейской связи.

— Это не подходит, — устало улыбнулся мужчина.

— Что именно?

— И то, и другое. И полковые телефонисты не подходят, и ваше предложение. Мне необходимо связаться с Центром срочно и только по вашим каналам. Большего сказать не могу, не имею права.

— Даже мне, чекисту?

— Даже вам.

О спасенном из камеры смертников, который требует связи с Центром, я доложил руководству. К вечеру на запыленном автомобиле приехал ответственный работник наркомата и увез его.

Прощаясь у машины, мужчина, еще не сменивший полосатую одежду арестанта, крепко жал мою руку:

— Спасибо, майор, за все. Если б вы с красноармейцами задержались в пути на час-другой, всех нас, пересыльных из Лодзи, успели бы расстрелять.

— А как же мне вас называть? — спросил я напоследок.

— Товарищ! — коротко ответил он, сел в машину, и автомобиль, заурчав мотором, тронулся в дорогу.

Я смотрел вслед легковушке, скрывшейся за поворотом, и думал о человеке, с которым встретился по воле случая и расстался, наверное, навсегда.

Разведчик (в этом уже не было никаких сомнений), вырванный из когтей смерти, даже спасителям, товарищам по оружию, не открыл своего имени, превыше всего ставя верность чекистскому долгу и незыблемость законов конспирации. Он не раз мог погибнуть, но, чудом избежав смерти, озабочен делами своей нелегкой службы, не позволил себе даже короткой передышки.

Прийдя из неизвестности, опять умчался в неизвестность.

Безымянный разведчик. Товарищ Чекист…

«АРТИСТ»

Нашу оперативную группу оставили в Тернополе помогать налаживать мирную жизнь.

Народ восторженно встретил советских освободителей, отвративших угрозу гитлеровского порабощения. Повсеместно ширилось движение за политическое и административное воссоединение исконно украинских земель с УССР, в селах и городах устанавливался нормальный рабочий ритм. Завязывались производственные связи с глубинными районами страны, входило в колею снабжение, практически парализованное с момента нападения фашистской Германии на Польшу.

Покой пришел в дома мирных граждан, а для нас, чекистов, оперативная обстановка оставалась очень сложной, так как в освобожденных районах продолжали действовать явные и скрытые педруги Советской власти.

Серьезную опасность таила в себе сеть бывшей польской «двуйки» — второго отделения генерального штаба бывшей польской армии, которое являлось мощной разведывательной организацией, с времен гражданской войны в тесном контакте с английскими и другими западными спецслужбами действовавшей против СССР. Непростым делом были розыск и нейтрализация сотрудников и агентов этой разведки, бывших польских карательных органов, членов националистических офицерских союзов и террористических антисоветских групп.

Надо было выявлять гитлеровскую агентуру, сотрудников других западных разведок, обезвреживать вооруженное подполье ОУН — Организации украинских националистов, центр которой, или так называемый «Центральный провод», обосновался на оккупированной гитлеровцами территории и работал под руководством гитлеровских разведорганов.

Большая нагрузка легла на плечи чекистов. Поэтому свободный вечер, выпавший на мою долю впервые за это время, я встретил с удовольствием. Хотелось немного отдохнуть, отвлечься от служебных забот, спокойно подышать свежим воздухом и выспаться всласть.

Поборов искушение отправиться в кино, на концерт или в библиотеку, решил просто побродить по городу — для оперативного работника будет не лишним взглянуть на него глазами рядового обывателя.

Приятно не спеша гулять по улицам, спокойно сидеть в сквере на лавочке, любуясь мягкими красками вечернего неба и слушая легкий шелест осенних листьев под ногами неторопливых прохожих.

Проголодавшись, зашел поужинать в маленький ресторанчик и расположился за свободным столиком.

В полупустом зале было тихо, официант быстро принес заказанные блюда, источавшие соблазнительный аромат, и я принялся за еду.

— Пан офицер позволит нарушить его уединение?

Поднимаю голову. У стола стоит очень пожилой представительный мужчина в элегантном костюме и строгом галстуке, со шляпой и зонтом-тростью в руках. На вид — состоятельный коммерсант или предприниматель.

— Если ненароком занял привычное для вас место, могу перебраться за другой столик, — говорю я не самым любезным тоном.

Перспектива застолья с незнакомцем из «бывших» меня мало привлекала. Однако мужчина, казалось, неучтивости не заметил.

— Пан офицер разрешит подсесть? Хочется перемолвиться с русским, — откровенно признался он.

— Вам не повезло, я — армянин.

— А я — Аристарх Филиппович, — галантно поклонился мужчина, взявшись за спинку незанятого стула. — Поскольку вы не успели сказать «нет», будем считать, что вы согласны принять одинокого старика в сотрапезники. Сына Кавказа я, конечно же, отличу от сибиряка или волжанина, но, видите ли, пан офицер, под панской Польшей мы привыкли всех советских называть русскими.

Шутливая интонация и искренняя улыбка немолодого человека обезоружили меня. Слово за слово завязалась неторопливая беседа о том, о сем, Аристарх Филиппович оказался занятным рассказчиком. Исколесивший пол-Европы, он, не скупясь, сыпал любопытными историями.

— Кто вы? — поинтересовался я у собеседника.

— Артист, — с достоинством ответил он.

— И в каком жанре работаете?

— В оригинальном.

— Выступаете?

— Нет. Я, знаете ли, давно уже консультант, отошел от дел. Видите ли, пан офицер, люди моей бывшей профессии исповедуются обычно только перед господом богом, но с вами мне почему-то хочется пооткровенничать. Позволите старику пооткровенничать?

И он рассказал о своей жизни, которая весьма походила на детективный роман.

Вырос в крупном волжском городе, с юности связался с потрошителями сейфов и настолько преуспел в этом, что в среде «медвежатников» прослыл виртуозом, «гастролируя» по городам России, а потом — по Европе. После первой мировой войны «вышел на покой», обосновался в Варшаве и изредка «консультировал энергичных и любознательных людей, которых занимало содержимое сейфов ювелиров и банков на Западе».