Павел Дыбенко - Из недр царского флота к Великому Октябрю

Нет! Праздничное настроение создает ложное впечатление. И разве мы изучили Англию за эти несколько часов, проведенных в одном маленьком портовом городке, для которого приход русской эскадры был тоже своего рода событием? Одно только знали: английский моряк на берегу более свободен и материально лучше обеспечен, чем мы. Этот угрюмо-деловитый, замкнутый англичанин повторяет-: "Русские и англичане - друзья". Но тогда это не означало-союз английских и русских рабочих, а только характеризовало восстановление дружбы конституционной Англии и монархической России.

Теплый августовский день клонится к вечеру. Над морем потянулись серенькие тучки. В воздухе стало свежее. Как бы снова не было шторма или дождя...

На следующий день, рано утром, снимаемся с якоря и уходим в республиканскую Францию - страну "свободы, культуры, страну богатства и роскоши". Вся гавань окутана дымом. Накрапывает мелкий дождь.

Снова салюты, звуки захождения, крики "ура". От пристани параллельно кораблям направляются маленькие пароходики с англичанами из Портсмута, провожающими эскадру.

Медленно плывут русские великаны, как бы стараясь запомнить отлогие берега, покрытые мягкой зеленью. Замолкают последние крики "гип-гип", "гип-ура". Замолкли салютующие пушки. Остановились и провожавшие три пароходика. Резко оборвался последний аккорд оркестра и крик "ура" с русской эскадры. Все замерло. Стихло. Равномерно покачиваясь, плывут корабли в океане. Визит закончен. Далеко позади остались зеленые бархатные берега Великобритании.

Еще вчера мы протягивали дружескую руку англичанам, а сегодня встречаемся с новым дружественным нам народом. Но какая разница между английским Портсмутом и французским Брестом?.. И там и здесь вы увидите счастливых, богатых, для которых действительно существует свобода, и тут же на окраинах, в рабочих кварталах, вереницы голодных, полураздетых ребятишек, выпрашивающих: "Русь, папиросы! Русь, деньги!" Разве для всех одинаково и здесь светит солнце? Разве здесь мать и дочь не торгуют своим телом за франк и рюмку коньяку? Разве в стране, где нет нищеты и голода, могли бы молодые девушки-француженки, стоящие за прилавком магазина, предлагать себя для потехи полупьяным русским, японским и тем же английским морякам? - Нет! Видно, и в "свободной" Франции закон все тот же: защищать купцов, банкиров, фабрикантов. Для рабочего - один удел: жестокая борьба против насилия и рабства, против беспощадной эксплуатации труда. Великая французская революция 1789 г. не спасла от насилия и произвола. Здесь еще до сих пор царят тьеры, палачи Парижской коммуны, палачи угнетенных...

Французские моряки приняли нас с чувством взаимной дружбы, взаимного доверия и взаимного понимания. Мы имели общие цели и одинаково тяготились своим кабальным положением. Провозглашенные тосты за тесный союз французских и русских моряков и за свержение русского царя были продиктованы чувством нашей совместной гордости и солидарности.

Перед уходом эскадры из Франции была получена телеграмма: "В германские порты не заходить. По пути в Россию посетить Норвегию".

Снова шары показывают средний ход, снова клубы дыма, стук машин, горячая кочегарка. Завтра - Норвегия.

Перевалило за полдень. Постепенно спадает жара. Корабли медленно приближаются к живописным норвежским берегам... На склонах возвышенностей и между ними виднеется, синея издали, лес. Внизу у холмов раскинулись небольшие домики-"сетры". Живописность все больше и больше приковывает внимание стоящих на борту корабля. Как бы незаметно подходим к самым берегам. Часть эскадры крейсера и миноносцы - направляется в Христианию, бригада броненосцев - в Христианзанд...

К вечеру корабли стали на якорь. Ярко-багровым светом заходящего солнца залит расположенный на высоком берегу Христианзанд. Гавань, окаймленная с трех сторон высокими скалистыми берегами, полна жизни. С распущенными парусами скользят рыбацкие лодки. Взад и вперед снуют пароходики. В гавани стоит несколько океанских торговых пароходов. Гавань, живописная картина берегов, красующийся в солнечных переливах Христианзанд не напоминают хмурый английский порт, охраняемый пушками. Некогда воинственные норманны вместо смелых битв и походов теперь мирно устраивают свою крестьянско-рыбацкую жизнь.

Лучи высоко взошедшего солнца ударяют в глаза. Многие проснулись, но лень вставать. Ждут, когда горнист заиграет побудку. Еще долго не нарушает тишины горнист. Что за благодать сегодня: такое чудное утро, и так долго нет побудки! Шутя отвечают:

- Сегодня начальство мирно настроено. Разрешено спать до семи. Лишний час можно поваляться в койке.

- Что лишний час, сегодня половина команды идет на берег, - добавляет другой, - с десяти утра и допоздна.

- Не именинник ли сегодня командир или старший офицер? - В голосе говорящего нотки иронии:

- Пожалуй, еще жалованье за месяц вперед выдадут...

- Как бы не так!

- Вставай, довольно валяться!..

Баркас быстро подходит к пристани. Еще на ходу команда выпрыгивает и спешит в город. От пристани поднимаемся в гору по широкой чистенькой улице, окаймленной двухэтажными домиками и увядающей зеленью на деревьях.

Случайно встречаю русскую эмигрантку В. Она засыпает вопросами о настроении во флоте, где и в каких городах были за границей, что нового в России. Не ожидая ответа, описывает Норвегию, ее жизнь и весь внутренний уклад. В. просто влюблена в Норвегию. Да и кто из нас в те дни не оценил бы эту страну? Это была первая страна, где не видно оборванных, голодных, где не красуются аншлаги публичных домов, где не видно на пристани толпы безработных, готовых продать свой труд за гроши ради куска хлеба.

Это - страна развитого и отвоевавшего свои права и самостоятельность крестьянства, но где еще плохо живется рабочему. Здесь нет того произвола и насилия, как в монархической России, здесь сильна взаимная помощь. Заботятся о нуждающихся и призревают их.

Эта крестьянская страна для нас, русских, кажется сказочной, недосягаемой.

День быстро промчался. Время вернуться на корабль, но не для того, чтобы грезить и мечтать о сказочной Норвегии, а чтобы с новой энергией и настойчивостью добиваться раскрепощения и свободы в своей стране, в России.

В 1913 году больше половины Балтфлота находилось в заграничном плавании. За один год морякам пришлось соприкоснуться с жизнью и бытом самых разнообразных народов, начиная от невольников-негров и кончая демократической Норвегией. Между этими двумя крайностями - невольниками-неграми, находящимися под деспотической властью "свободолюбивой" Англии и "республиканской" Франции, и демократической Норвегией - выступал особенно ярко деспотический произвол царской России с измученным, закабаленным рабочим и темным, забитым и бесправным крестьянином.