Мария Покрышкина - Жизнь, отданная небу

Эти бомбежки напомнили мне кошмарный случай, происшедший летом 1942 года на станции Котельниково. У самого железнодорожного вокзала в трех заново побеленных трехэтажных зданиях разместили эвакогоспиталь. Конечно, для транспортировки раненых выбор места был удачным, а вот с точки зрения безопасности от воздушных налетов... Вся надежда - на огромные красные кресты, нарисованные на крышах зданий. Эти-то кресты, скорее всего, послужили целью для фашистских летчиков.

Непосредственного отношения к госпиталю мы не имели. Но когда после одной особенно жестокой бомбежки на его территории услышали крики и стоны, не раздумывая, бросились на помощь.

Тяжелая бомба попала точно в центр среднего здания госпиталя. И ничего страшнее увиденного там нам не приходилось видеть никогда.

В живых остались лишь те, кто находился в угловых помещениях здания. Кругом изуродованные тела. Крики, стоны, мольбы уцелевших о спасении. До самого вечера мы вместе с работниками госпиталя вытаскивали из развалин уцелевших, оказывали первую помощь еще нуждавшимся в ней. К себе вернулись за полночь, подавленные, уставшие, перепачканные в крови и пыли.

Там же, в Котельниково, во время другой бомбежки на подворье, где мы стояли, упало десятка два бомб - "лягушек", как их называли на фронте. Они были небольшими по размеру. Падая и ударяясь о землю, "лягушки" подскакивали и разрывались в воздухе, поражая все вокруг осколками.

Во время бомбежки кто-то крикнул:

- Бежим в погреб!

Он был зацементирован, но от взрыва каждой бомбы потолок трескался, и в погреб струйками сыпался песок. Сидеть здесь мне почему-то показалось еще страшнее.

- Ты как хочешь, - крикнула я моей подруге Тае, - а я не хочу погибать в этой яме. Пусть меня лучше убьют там, на улице. - И побежала вверх по ступенькам. Таисия кинулась вслед за мной с криком:

- Остановись! Что ты делаешь?!

В тот самый момент, когда, открыв дверь, я уже занесла ногу, чтобы шагнуть за порог, она схватила меня сзади за гимнастерку и дернула на себя. И тут же в косяк двери вонзился внушительного размера осколок! Не задержи меня Тая, я в лучшем случае осталась бы калекой.

Как и в Котельниково, в Старой Станице редкий день выдавался без бомбежек, и работы у нас, медиков, хватало. Но как ни уставала я физически, еще мучительнее была постоянная тревога за Сашу и ожидание от него хотя бы коротенькой весточки. В свое время в Манасе я его убеждала почаще писать матери, хотя бы всего два слова: "Жив, здоров". Теперь и мне самой ничего от него, кроме этих двух слов, не нужно!

24 мая 1943 года мы были заняты своей обычной работой. Обслуживали летчиков-штурмовиков. То и дело возвращались с задания прошитые пулеметной очередью Ил-2 и к нам доставляли раненых пилотов. В те дни они вылетали на штурмовку в район Миллерово. Фронтовики знают, какие жестокие бои шли там!

Вдруг появляется в амбулатории наш доктор Дехтярь и обращается ко мне:

- Девочка (ему было уже под пятьдесят, и он всех нас, включая его ровесницу повариху Катю, называл девочками), выйди скорее, я тебе что-то скажу.

Закончив перевязку, я выскочила на крыльцо, подумав, что опять привезли раненых. Посмотрела вокруг - никого. Уже собралась вернуться обратно, как вдруг заметила справа группу людей: начсанслужбы 59-го района авиабазирования полковник Арцимович, медсестра Вера, доктор Дехтярь и с ними какой-то летчик в наброшенном на плечи реглане. Стоит, повернувшись ко мне спиной. Смотрю на него и боюсь поверить...

Но вот летчик оборачивается и... мой Саша! Забыв обо всем, бросилась к нему. Потом, когда мы остались вдвоем, он шутливо заметил, что не ожидал от меня такой прыти.

- Ты почему не писал? - не сдержалась я от упрека.

- Родная моя, если бы ты знала, как я сам ждал твоих писем. Почтальон к нам в эскадрилью уже заходить боялся, так я его замучил. Но адрес-то ваш все время менялся. Идут где-то мои письма к тебе.

Кстати, именно в этот день мне принесли его первое письмо, в котором он поздравлял меня с Новым 1943 годом! Мы так смеялись и радовались.

Однако война редко баловала людей радостью. И в тот раз Саша привез с собой горестную весть: 5 мая 1943 года погиб в неравном бою наш дорогой друг Вадим Фадеев. Казалось, что нет в мире такой силы, которая смогла бы сокрушить такого богатыря. Увы, нашлась.

Этот бой спустя много лет был описан в книгах Александра Ивановича "Небо войны" и "Познать себя в бою". И все-таки я еще раз хочу рассказать о нем со слов мужа.

Основную группу истребителей в тот раз, как обычно, вел Саша. В задачу Вадима и его ведомого Андрея Труда входило прикрытие группы от возможного нападения "мессершмиттов". Вадим и Андрей летели несколько в стороне и выше. В это время подошла большая группа бомбардировщиков Ю-88.

Прежде чем вступить с ними в бой, Саша передал по радио, чтобы Вадим с Андреем пристроились к основной группе. Но они, погнавшись за кем-то, оторвались от остальных и наскочили на двенадцать истребителей противника. Сначала Вадим отвечал. Затем связь с ним прервалась.

Как рассказал потом на аэродроме Андрей Труд, Вадим сбил одного из двенадцати "мессершмиттов", но затем был ранен. Он передал по радио Андрею, что выходит из боя и идет на аэродром. Труд не мог ему помочь, так как был связан боем. Он сделал единственное, что мог: не дал гитлеровским летчикам возможности преследовать Фадеева. Но тот, видимо, был ранен тяжело. Иначе чем можно объяснить, что такой опытный летчик не смог взять правильный курс на свой аэродром, а упал далеко в стороне, в кубанских плавнях?

Саша мне рассказал, как долго он разыскивал наш БАО, неоднократно менявший адрес. Наконец узнал, что мы дислоцируемся под Миллерово, и единственный раз в жизни попросил у командования краткосрочный отпуск. Ему даже предоставили связной самолет У-2. Прилетев на наш аэродром, он первым делом подрулил к "стартеру" (им, кстати, оказался вылеченный мной от фурункулеза водитель), разговорился с ним и, словно бы невзначай, поинтересовался моим времяпрепровождением.

Водитель, узнав, что речь идет обо мне, очень обрадовался, заулыбался и взахлеб стал ему расхваливать меня.

- Как хорошо, что вы к нам прилетели, товарищ капитан! Машенька так волнуется, сколько уже времени ждет от вас писем. Как она вам обрадуется!

И тут же предложил моему мужу мигом домчать его в БАО на своем "стартере".

- Значит, не веришь мне, если о моем поведении посторонних людей расспрашиваешь, - упрекнула я Сашу.

- Причем тут недоверие? - смутился он. - Я ведь тебе сам все и рассказал. Просто приятно было послушать, как тебя люди хвалят. Даже завидно.

Но затем, помолчав, добавил:

- Ты уж прости меня, Мария. Конечно, глупость я сморозил. Нехорошо получилось. Прости.