Александр Бабийчук - Человек, небо, космос

— Прежде всего умный человек с широким взглядом, — ответил Вайнштейн. Как мне кажется, он и талантливый военачальник. Я встречался с ним еще до войны, в Харьковском военном округе. Уже тогда он выделялся среди других своей эрудицией и энергией, хотя был еще молод. Отличный летчик. Умеет ценить инициативных и решительных людей, сразу располагает к себе. Вы, надеюсь, сами скоро убедитесь в этом.

Старый особнячок, где работал командующий, находился в глубине сада. Генерал принял нас без задержки. Высокий, подтянутый, он встал из-за стола и крепко, по-дружески пожал нам руки. Лицо у него было волевое, открытое, взгляд прямой. Темные волосы зачесаны назад, на висках аккуратно подстрижены.

— Садитесь. — Вершинин жестом указал на стулья и сам сел за стол. Внешностью и манерой обращения он действительно сразу же располагал к себе. — Скажите, — спросил он у меня, — вы были начальником кабинета авиационной медицины Одесской авиашколы?

— Да, только нештатным, — уточнил я.

— Это неважно, — заметил генерал. — Главное, чтобы у вас было желание работать. — В его светлых глазах мелькнула улыбка. Позже мне не раз приходилось замечать, как он улыбается одними глазами. Это оживляло его лицо. — Чем вы намерены заняться в первую очередь? — спросил командующий, пристально посмотрев на меня.

— Считаю нужным побывать в батальонах аэродромного обслуживания, чтобы получить ясное представление о боеготовности санслужбы, — ответил я. — Думаю на месте выяснить и конкретные нужды, и наши возможности.

— В ваше распоряжение я выделю самолет. Написав записку, командующий ВВС фронта добавил:

— Но летать будете не сами, с летчиком. — И он переглянулся с Вайнштейном. Ему, оказывается, известно о том, что я сам вожу самолет. Видимо, не желая смущать меня, генерал продолжал: — Жду от вас, товарищи врачи, ощутимых результатов в улучшении работы санслужбы. Это крайне важно. Бои предстоят тяжелые.

Отпуская меня, Вершинин снова пожал мне руку и посоветовал представиться дивизионному комиссару Алексееву.

Я вышел из кабинета окрыленным, чувствуя, что как-то включился в работу.

Комиссара Управления ВВС фронта я застал за чтением документов. Плотный, большелобый, с густыми бровями, он показался мне человеком, привычным к кабинетной работе. «Обстоятельный, неторопливый, несколько флегматичный», — так про себя определил я характер дивизионного комиссара. Но ошибся. Как это нередко бывает, за внешней невозмутимостью и медлительностью у Василия Ивановича Алексеева скрывался бурный темперамент. Он любил живую работу с людьми, за письменный стол садился лишь в случае крайней необходимости. Но об этом я узнал позже.

— С какого года вы в партии? — спросил дивизионный комиссар, когда я коротко рассказал, откуда прибыл и где служил до войны.

— С тысяча девятьсот тридцать девятого.

— Мы, коммунисты, несем особую ответственность за боеспособность частей. Приходите ко мне в любое время, если понадобится помощь или совет. Сообща легче преодолевать трудности.

Я от души поблагодарил комиссара.

Санитарная служба относилась к числу тыловых. Я, однако, видел необходимость установить самый тесный контакт с оперативным отделом штаба. Важно было постоянно знать об изменении обстановки на фронте, о возможных перемещениях наших авиационных частей.

Оперативный отдел возглавлял подполковник К. Н. Одинцов. Я попросил уделить мне несколько минут. Несмотря на занятость, он проявил ко мне большое внимание и в дальнейшем никогда не отказывал в оперативной информации, что значительно облегчало мою работу.

На следующее утро я явился в штаб за командировочным предписанием. Его оформили без задержки. В оперативном отделе получил карту. Маршрут проложил с таким расчетом, чтобы в каждом из районов авиационного базирования побывать хотя бы в двух БАО. Самолет мне выделили всего на пять дней.

В городе был так называемый штабной аэродром. Там и находился мой У-2.

Летели мы на высоте пятьдесят — семьдесят метров. Летчик и я внимательно наблюдали за воздухом. Из облаков мог вывалиться «мессершмитт» или «фокке-вульф».

Приземлились на аэродроме Константиновка. Там базировался 210-й штурмовой авиаполк. Он готовился получить самолеты Ил-2 с мощным вооружением и бронезащитой, но пока летал на СУ-2, машинах устаревшей конструкции, с деревянным фюзеляжем.

718 БАО, приданный 230-й штурмовой авиационной дивизии (в нее входил 210-й полк), имел лазарет, который А. Д. Вайнштейн посоветовал взять за образец.

— Лазареты других БАО, — сказал он, — должны быть оснащены и укомплектованы, во всяком случае, не хуже, чем этот.

Поэтому мне и хотелось побывать прежде всего в Константиновке.

Прилет У-2 на фронтовой аэродром всегда вызывал повышенный интерес. Может быть, это нагрянуло начальство, или доставлен пакет с важным приказом, или прибыла почта… Неудивительно, что нас с летчиком, как только мы вылезли из кабин, окружила толпа любопытных.

Потом мне сказали, что в полку немало экипажей, не имеющих машин. Большую часть дня они проводят на аэродроме, помогая техникам и механикам.

Только я хотел спросить, где находится медпункт, как ко мне подошел уже немолодой военврач 3 ранга. Это был Анатолий Алексеевич Широков. Вместе с ним мы направились к майору Ильенко, исполнявшему обязанности командира полка. Тот распорядился отвезти нас на полуторке в соседнее село, где находился лазарет БАО.

В кузове резво бежавшей машины Широков рассказал мне о боевых действиях полка. Самолеты нередко возвращаются на аэродром сильно побитыми. Хвалил он лазарет БАО: он довольно быстро возвращает в строй легко раненных летчиков.

Вскоре мы были на месте.

Штатное расписание санслужбы БАО в то время предусматривало начальника лазарета, старшего и зубного врачей, начальника аптеки, пять фельдшеров и столько же медсестер. Зубного врача, как правило, старались заменить еще одним терапевтом или переучивали.

Старший врач Л. Роман встретил «начальство» спокойно, Ему было что показать. Хирургический блок, размещавшийся в большом прочном строении, имел перевязочную, операционную и послеоперационную палаты. В перевязочной стояли два стола. Столик в операционной был оснащен всеми необходимыми хирургическими инструментами.

При лазарете были баня и дезкамера.

Начальник лазарета военврач 3 ранга А. А. Милославский, спокойный, несколько замкнутый человек, провел меня в палату, где вместе с двумя ранеными летчиками в это время находился еще один молодой человек в белом халате. Им оказался зауряд-врач, то есть не закончивший институт, Н. Мандельгейм. Его постоянно консультировали Милославский и Роман.