Юрий Воробьевский - Неизвестный Гитлер

…Наконец закулисная подготовка завершилась. Занавес поднялся 8 ноября. Вечером Гитлер надел длинный черный сюртук и приколол к груди Железный крест 1-го класса. Он направился в мюнхенскую пивную «Бюргербройкеллер». Там собралось несколько тысяч человек – весь политический бомонд Баварии. Перед ними выступали руководители республики. Очередной докладчик говорил что-то о нравственном обосновании диктатуры и нравственном облике нового человека… В этот момент дверь с шумом распахнулась. В ней появился «новый человек» в черном. Рядом показалось дуло крупнокалиберного пулемета. Зал замер. Гитлер не удержался от театрального жеста. Он поднес к губам кружку, сдул пивную пену и сделал долгий – очень долгий – глоток. Наконец пиво допито. Кружка полетела на пол. Начавшийся путч назовут пивным.

Окруженный сторонниками, с револьвером в руке, главный заговорщик устремился к трибуне. В зале падали стулья.

Гитлер вспрыгнул на стол и выстрелил из пистолета в потолок. В наступившей тишине он провозгласил: «Национальная революция началась!..»

Кто-то в зале начал было кричать: «Театр!» Но штурмовики быстро объяснили им, что, если это и так, то массовка в этом театре должна вести себя соответствующим образом – без реплик. Меж тем в отдельной комнате Гитлер уже «приглашал к сотрудничеству» трех руководителей республики. Стоявшие рядом штурмовики то и дело передергивали затворы. Сам Гитлер картинно потрясал оружием: «Если дело сорвется, то в моем револьвере четыре пули – три для моих соратников, а четвертая – для меня».

Привезли единомышленного Гитлеру генерала Людендорфа.

Пока составлялось имперское правительство, Геринг утешил оставшихся в зале: по крайней мере, вы все получите свое пиво… Грудастые фройляйн действительно исправно разносили «Бюргерброй». По четыре литровые кружки в каждой руке.

Потом появился торжествующий Гитлер. В своем нелепом черном сюртуке он напоминал буржуазной публике официанта. Однако когда главный путчист начал говорить, то, согласно свидетельствам очевидцев, он «вывернул настроение зала как перчатку». Степенные господа начали аплодировать неожиданно для самих себя.

Меж тем в город на грузовиках начали прибывать сторонники нацистов. На улицах слышались песни.

Один отряд штурмовиков распевал:

Долой евреев, детей сатаны!

Долой евреев из нашей страны!

Пускай они уедут в свой Иерусалим,

И пусть их там встречает прародитель Сим!

Из рядов другого отряда слышалось:

Когда нож обагрит еврейская кровь,

Германия воскреснет вновь!

Воодушевление было огромным. Казалось, сейчас свершится что-то невиданное. Но в итоге пока все ограничилось ограблением банка.

И вот волнующее утро назначенной даты. 9 ноября. У кого не пропал аппетит и были деньги, мог позволить себе вареное яйцо, кусочек хлеба и чай. Такой завтрак в гиперинфляционной стране стоил около десяти миллионов марок.

В Мюнхене еще не знали, что в этот же день в Берлине произошло другое, казалось бы, прямо противоположное путчу событие. Гельфанд-Парвус объявил о стабилизации марки. Словно циклон и антициклон двинулись навстречу друг другу. Один нес революционную бурю, а другой – временное затишье… перед бурей. Какая сила окажется сильнее? Этого еще не знал никто, однако какие-то люди были спокойны: при любом раскладе все окажется под контролем. Свои люди ведь есть везде. Масонская тактика так и называется: всегда быть в центре зарождающегося циклона…

Меж тем в Мюнхене к полудню нацисты выстроились в колонну. Впереди – внушительная фигура Людендорфа и рядом – скромная – Гитлера. Лозунги – вполне в стиле Коминтерна: «Экспроприация нетрудовых доходов, национализация концернов, конфискация военных прибылей». Марш повторял победоносный поход Муссолини на Рим. Он шел на Берлин…

В решающий час за Гитлером внимательно наблюдали две пары глаз. Согласно воспоминаниям Винифред Вагнер, они с мужем (он был еще жив) видели шествие из окна гостиницы. Улица оказалась для них сценой. Впереди массовки – в сером плаще – шествовал новый Риенци.

Немецкая банкнота достоинством в 10 миллиардов марок. 1923 г.

Первый кордон полиции был окружен и разоружен. У Фельдхернхалле колонна остановилась снова. Впереди – еще одно оцепление.

Гитлер, знавший, что немало полицейских сочувствует нацистам, крикнул: «Сдавайтесь!» В ответ раздался дружный залп. Кругом стали падать люди. Будущий фюрер, придерживая вывихнутую руку, бросился в ближайшую подворотню. Погибнуть, как вагнеровскому Риенци, ему тогда было не суждено. Впрочем, это была еще не премьера. Это была репетиция.

Так что же, национал-социалисты пытались выполнить планы, принятые в коммунистической Москве? Или 9 ноября произошло очередное совпадение?

Придя к власти, Гитлер, конечно, называл коммунизм вселенским злом. А красный переворот в Баварии 1918 года – национальным позором. Но сам он в те дни (всего за пять лет до «пивного путча») почему-то не вступил ни в один из «белогвардейских» Добровольческих корпусов. И ни в какую-либо иную часть, боровшуюся с красными. Нет, он принял тогда иное решение.

Да, было в тех событиях кое-что позорное и для самого, позднего Гитлера. Было… Итак, Бавария ненадолго становится Советской. Во главе республики – еврейские комиссары. Великий магистр общества Туле барон Зеботтендорф заявляет: «Наш единокровный курфюрст сменен Иудой. С сегодняшнего дня нашим символом становится красный орел»… Красный – как феникс, который возрождается из огня. Восстанет из пепла и Германия!

Потом кандидат в члены Туле убивает главу Красной Баварии Курта Айснера. Кинохроника запечатлела многолюдные похороны. За гробом идет и небольшая группа пехотинцев. Среди них – знакомое лицо. Да, Гитлер попал в кадр. Почему он там? Что за нелепость?

Вскоре антикоммунистические отряды под командованием Отто Штрассера врываются в казармы Второго пехотного полка Баварской красной армии. С рукавов срываются кумачевые повязки. В дело вступает военно-полевой суд. Некоторым угрожает расстрел. В том числе – одному ефрейтору.

За что? За то, что был в Совете солдатских депутатов. Но главное – находился в личной охране присланного из России агента Коминтерна Евгения Левине. Этого сынка петербургского банкира, возглавлявшего исполнительную власть Красной Баварии, уже поставили к стенке.

Чуть раньше, перед судьями, Левине глубокомысленно изрек: «Революционер – это мертвец в отпуску»… Однако его охранник был настроен не столь романтически. Умирать он не собирался. Ефрейтор начал активно сотрудничать со следствием. Он не только избежал казни, подобно десяткам других, но и был завербован армейским политическим отделом. Вскоре Гитлер получил должность «доверенного сотрудника». Иначе говоря, негласного информатора.