Лидия Громковская - Николай Александрович Невский

Для «восточников» первых десятилетий нашего века существовали две «научные родины» — Восточный факультет Петербургского университета и Музей антропологии и этнографии. Замечательные коллекции, собранные в музее, привлекали к себе студентов, решивших посвятить свою жизнь изучению народов Востока. Но коллекции были не единственное и не главное, что делало Музей антропологии и этнографии «научной родиной» будущих востоковедов. Главным была та атмосфера научного поиска и высокого гуманизма, которая царила в музее благодаря деятельности его сотрудников. Центральной фигурой в музее в те годы был старший этнограф Лев Яковлевич Штернберг. Конечно, студент Невский не представлял себе тогда, во что выльются его отношения со Штернбергом спустя годы, не мог он знать и того, какое влияние на его научную судьбу окажет встреча со Львом Яковлевичем, но уже первое знакомство с ним оставило впечатление личности незаурядной, привлекательной.

Так оно и было в действительности. Жизнь Штернберга была трудной и удивительной. Он собирался стать юристом, но судьба распорядилась иначе: Штернберг вошел в историю науки как крупнейший отечественный этнограф. Студентом он участвовал в народовольческом движении в Одессе. Был арестован, сослан на Сахалин. Там он не поладил с администрацией и был отправлен в еще более суровую ссылку на самый отдаленный пост Виахту. Шесть лет прожил среди гиляков, составлявших местное население, овладел гиляцким

языком, узнал быт и нравы этого народа, глубоко изучил фольклор.

Деятельность Штернберга не осталась незамеченной. В октябре 1892 года в московских «Русских ведомостях» в отчете о заседании Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете сообщалось об изучении Штернбергом на Сахалине общественного устройства гиляков. Это сообщение стало известно Ф. Энгельсу и заинтересовало его. Пользуясь данными «Отчета», Энгельс написал статью и опубликовал ее в журнале «Нейе цайт». Статья эта дополнила затем книгу Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства». Мог ли думать Штернберг, когда впервые познакомился в одесской тюрьме с произведением Энгельса, что и он внесет свой скромный вклад в этот замечательный труд!

Революционная деятельность привела Штернберга к этнографии. Путь от ссыльного народовольца до старшего этнографа Музея антропологии и этнографии в Петербурге растянулся на долгие годы. К тому времени, когда Невский стал студентом-восточником, Штернберг был уже признанным ученым, вокруг которого группировалась молодежь. В музее он систематически читал курсы лекций по этнографии. Вот как это началось, рассказывает Н. И. Гаген-Торн в своей книге о Штернберге4.

«День посещения музея. Штернберг заметил у витрины группу молодежи, о чем-то спорившую. Подумал: „О чем это они? Демократическая, прогрессивная молодежь…" Подошел.

— О чем вы спорите, господа? Может быть, я могу быть полезен? Я охотно дам разъяснения.

— Мои коллеги не соглашаются, что в музее следует провести урок для пятых и шестых классов по географии и истории, — сказал, тряхнув русым чубом, молодой человек в потертом пиджаке и вышитой косоворотке.

— Для географии достаточный иллюстративный материал имеется в туманных картинах, они нагляднее

4 Н. И. Гаген-Торн. Лев Яковлевич Штернберг. М., 1975. Далее цитируем по этому изданию.

отдельных вещей, — сердито ответила тоненькая девушка в очках, — а для истории тут мало поучительного. Для урока истории больше подходит Эрмитаж. Там ученики получат наглядное представление о культуре Греции и Рима. Зачем им смотреть на дикарей? Чтобы развивать фантастику в духе Фенимора Купера? Несерьезно!

— Сударыня, простите меня, но дикарей нет, — твердо сказал Лев Яковлевич. — Нет племени, у которого бы не было своей достойной уважения культуры. Вернее сказать, которое не внесло бы своей доли в поступательный ход истории. Изучением этого процесса занимается этнография. Приступая к преподаванию географии, — Лев Яковлевич обратился к молодому географу, — вы, прежде чем изобразить землю, не преминете, хотя бы в общих чертах, изложить историю ее образования и той эволюции, которую она пережила, перейдя от космического зарождения до превращения в нынешнюю обитаемую планету… Всякий добросовестный учитель естественной истории не начнет изложения непосредственно с описания существующих видов, не так ли?

Лев Яковлевич увлекся и спохватился только, когда заметил, что в наступающей темноте почти не различает лиц притихших слушателей.

— Скажите, вы не могли бы дать нам литературу? — спросила девушка в черной юбке.

— Может, вы разрешите еще раз послушать вас? — неуверенно спросил кто-то в полутьме.

— Охотно! Мы, разумеется, разрешим приводить ваших учеников, и, если хотите, я предварительно дам вам подробные пояснения всей экспозиции».

Так образовался под руководством Штернберга кружок преподавателей гимназий и школ для рабочих. Это было в 1906 году.

К тому времени, когда в 1911 году Невский пришел на Восточный факультет, «приватные курсы» Штернберга существовали как нечто постоянно действующее. Н. И. Конрад вспоминал:

«Было тогда в обычае, чтобы некоторые ученые семинары устраивали. Они назывались „приваты", а иногда даже „приватиссиме". Это ни в какие расписания не внесенные занятия, ни в каких учебных плачах це зна-

чащиеся, а просто так, вот там, если подняться в комнаты музея наверх по лестнице, налево повернуть и сразу маленький кабинет, где сидел Лев Яковлевич Штернберг и где сидели члены его неофициального семинара, приваты. В числе их был и я, бывал и Николай Александрович. Нас многому научил Лев Яковлевич. Он заставил нас читать Фрэзера».

Дж. Дж. Фрэзер (1854–1942) получил мировое признание как автор фундаментального труда «Золотая ветвь» (1890) 5. Окончив Кембридж по специальности классическая филология, Фрэзер вскоре увлекся этнографией. Из первых его работ наиболее известна «Тотемизм и экзогамия». Но настоящая слава пришла после выхода в свет знаменитой двенадцатитомной «Золотой ветви». Что скрывалось за поэтическим названием этого ученого труда? По словам его автора, первоначальной целью книги было всего лишь «объяснение странного правила, которому подчинялось преемство жрецов Дианы в Ариции».

Античная легенда рассказывает о том, что в святилище богини Дианы на берегу оз. Неми в Италии росло необычайное дерево. Вокруг шумел Арицийский лес, но лишь одно это дерево бдительно охранялось жрецом, который носил титул царя леса. «Странное правило» заключалось в том, что посягнуть на жизнь царя леса мог только беглый раб, сумевший сломать одну из ветвей священного дерева. Если в поединке царь леса погибал, убийца становился его преемником. Со временем нового царя леса ожидала та же участь — пасть от руки очередного удачливого похитителя ветви. Эта ветвь называлась золотой.