Валентин Бадрак - Стратегии гениальных мужчин

По всей видимости, первенцу от молодой жены Якоб Фрейд все же уделил достаточно внимания. Именно глава еврейской семьи привил мальчику чувство почитания знаний как жизненной основы, которая по шкале ценности иудаизма традиционно занимает более высокое положение, чем деньги или даже власть. Именно отец приоткрыл завесу знаний, когда однажды показал удивительное и необычное издание Библии. Редкость замечательной первой книги Фрейда заключалась в наличии множества иллюстраций, часть из которых действительно были уникальными, серьезно повлияв на развитие воображения и тонкого восприятия семилетнего мальчика. По всей видимости, именно эта книга открыла Зигмунду такие имена, как Ганнибал и Моисей. Первое стало его символом в детском возрасте, второе – в зрелом. Одновременно он узнал о существовании Римской культуры, что позже, после многочисленных разочарований в своем еврейском происхождении, толкнуло его в объятия западной культуры и заставило навсегда полюбить Рим. После Библии было множество книг, и разные авторы приняли участие в составлении уникальной мозаики многогранной личности ученого, но ни Гете, ни Золя, ни Шекспир, Данте, Софокл или Гейне, горячо любимые Фрейдом впоследствии, не заняли в его душе того места, которое было отведено необычному для того времени сборнику библейских сказаний.

Не кто иной, как отец, первым приоткрыл и завесу неотступных проблем еврейского рода. Именно благодаря откровениям отца Зигмунд Фрейд пришел к пониманию европейской, и прежде всего Римской культуры, но, сохранив благодаря ему же основные каноны иудаизма, сумел наложить две культуры, вытащив из них для своего анализа самые яркие принадлежности человеческого.

Еще больше, чем отец, повлияли на становление Фрейда окружавшие его женщины. Детально разбирая на винтики жизнь знаменитого ученого, французская исследовательница и психоаналитик Лидия Флем настаивает на том, что не кто иной, как мать, внушила своему настойчивому в учебе Зиги, что он является гениальным ребенком. Эту мысль активно в течение довольно длительного времени закрепляла и его няня – вторая по близости к мальчику женщина, оказавшая заметное влияние на его развитие. Л. Флем в своей книге привела такую цитату Фрейда, косвенно связанную с восприятием им роли своей матери в продвижении в идее: «Если человек в детстве был любимым ребенком своей матери, он всю жизнь чувствует себя победителем и сохраняет уверенность в том, что во всем добьется успеха, и эта уверенность, как правило, его не подводит».

Заслуживает особого внимания воспоминание младшей сестры Зигмунда. Хотя Фрейду ранний период жизни запомнился как «длинные и трудные годы», сестра отметила такой странный, на первый взгляд, факт, как предоставление старшему брату в распоряжение целой комнаты, в то время как остальные члены семьи довольствовались тесными уголками. То есть на старшего сына делались ставки, ему предоставлялись семейные льготы, которые совместно с напоминаниями о его исключительности и важности, безусловно, повлияли на его крайне высокую самооценку.

Итак, в семье Зигмунд не получил зерна, способного перерасти с началом зрелости в достойную идею. Но взамен ему досталось немало козырей. Один из биографов нового времени Ирвинг Стоун, посвятивший книгу жизнеописанию Фрейда, отмечает, что Зигмунд, будучи старшим сыном в семье из семерых детей, всегда находился в положении фаворита и награждался наибольшим вниманием, наибольшей частью материнской любви, в него же мать и верила больше, чем в любого другого ребенка. Зигмунд осознавал это, и знаменное чувство первенца стало частью того энергетического топлива, которое так сильно понадобилось позже в начале самостоятельного пути, чтобы выдержать, терпеливо перенести трудности становления, считая их временным явлением, и не забыть при этом, что он является победителем и даже носителем великих идей, готовым взойти на любые вершины. Именно такие чувства были развиты у Зигмунда в семье – неплохая замена отсутствия ориентации при выборе жизненного пути.

Жажда жизни – вот что получили все семеро детей от своей неутомимой и страстно любящей их матери, и Зигмунд небезосновательно полагал, что он этого чувства унаследовал больше остальных. Хотя все члены семьи были сильно привязаны друг к другу на протяжении всей жизни, что подтверждалось фактом, что каждый считал своим долгом помогать семейному бюджету при всякой возможности. Зигмунд всегда был прилежным учеником, но даже проведя девять лет в медицинском университете и получив степень доктора медицины, он так и не определился окончательно с направлением, которому должен был следовать. В возрасте, когда многие уже вышли на беговую дорожку и приступили к реализации своих амбиций, Фрейд даже не определился с выбором пути. Он лишь поглощал науку, исследуя и часто отбрасывая целые направления, едва приступив к освоению той или иной дисциплины. Так, он без сожаления и колебаний отбросил химию и хирургию, едва почувствовав, что у него нет таланта и влечения к этим наукам. Часто принятие решений сопровождалось непродолжительной депрессией, но молодой человек действовал на редкость последовательно и целенаправленно – он твердо был уверен лишь в том, что должен, наконец, выбрать для себя путь в одном из медицинских направлений и приступить к его освоению. С большой долей вероятности можно утверждать, что его начальное направление, так сказать, зародыш идеи, был получен им от именитого научного окружения, к которому он страстно тянулся. Справедливости ради стоит добавить, что преимущественно мысли молодого врача были связаны не с научными достижениями ради самих достижений, но с возможностью в первую очередь получить определенные материальные блага благодаря успешной карьере.

Бедность, неопределенность социального положения, понимание, что ни семья, ни кто-нибудь еще не помогут ему в продвижении вперед, а в придачу еще принадлежность к еврейскому роду, сильно тормозившая формальное продвижение по медицинской иерархической лестнице, толкали Зигмунда к совершению отчаянных поступков. Осознание проблем, связанных с еврейским происхождением, настолько потрясло Фрейда, что он довольно длительное время отказывался отождествлять себя с евреями. В одном из писем, описывая характер евреев, он в сердцах вывел такую строку: «Как мне надоел весь этот сброд!». Еще большим подтверждением отвержения еврейской культуры является бегство Фрейда в Римскую культуру, которая должна была стать достойной заменой иудаизма.

В годы становления Зигмунд усвоил две наиболее важные вещи, характерные для победителей: он может рассчитывать в этой жизни лишь на самого себя и, поскольку сильнее, упорнее и увереннее других, он вполне может и должен добиться успеха. Угнетающее финансовое положение и желание устроить свою личную жизнь первоначально подтолкнули его к почти немыслимому для незрелого врача шагу – обратиться к именитому профессору Мейнерту, возглавлявшему психиатрическую клинику, и прямо предложить себя. Отказ профессора и многие другие подобные отказы, которые неоперившийся Фрейд пережил в будущем, не уменьшили смелости и его веры в себя. Не слишком рассчитывая на поддержку со стороны, он просто использовал в жизни все имеющиеся способы борьбы за получение желаемого результата. Зигмунд действовал по принципу: «Это не последняя дверь из тех, в которые можно постучаться, и когда-нибудь хоть одна из них откроется!». Но при этом Фрейд не просто ожидал, что кто-то подберет его.