Алексей Нестеренко - Огонь ведут "Катюши"

— Товарищ майор, а ведь здорово получилось, — восторженно сказал командир дивизиона. — А нас учили, что для уничтожения точечной цели требуется очень большой расход снарядов.

— Правильно вас учили. Но ведь здесь же простейшие условия стрельбы. Дальность небольшая, плоскость стрельбы проходит почти через наш пункт. Да ведь нам и не обязательно попасть в лоб наблюдателю. Достаточно согнать его и не дать возможность вести наблюдение. Вот мы и выполнили эту задачу общими усилиями. А теперь у вас есть пристрелянные данные. Надо полагать, больше не дадите врагу сидеть безнаказанно на вышке и спокойно рассматривать нашу оборону.

С Соломиным мы вернулись на свой наблюдательный пункт. Я установил кодировку местности, наметил ориентиры. Связь с наблюдательными пунктами дивизионов была налажена. По телефону я еще раз напомнил командирам дивизионов о том, чтобы за противником велось тщательное наблюдение. Соломину было приказано передать им схемы ориентиров, кодировку местности, участки намеченных огней и проверить, правильно ли они уточнили огневые задачи и подготовлены ли по указанным участкам данные.

После нашей стрельбы все затихло. Но на душе было как-то неспокойно. И не напрасно. Над нами вскоре появился самолет-разведчик. Зенитчики отогнали его. Но буквально через несколько минут послышался зловещий гул. Восемнадцать бомбардировщиков прошли над нами строем и, резко развернувшись, стали заходить для удара. Бомбили они, однако, не огневые позиции, а... Диканьку. Во многих местах возникли пожары...

Оставив Соломина старшим на наблюдательном пункте, мы с адъютантом отправились в штаб полка.

Багровый диск солнца скрылся за горизонтом, и сразу в низинах поплыли косяки тумана. В сумерках словно таяли, растворялись дальние хутора. На глазах темнел лес. Наступала воспетая Гоголем украинская ночь... Ночь в Диканьке.

Радченко приехал в штаб на мотоцикле. Он рассказал, что гвардеец Иван Мирошниченко среди беженцев встретил своих земляков из родного села Кашенька. Онисообщили ему печальную весть. Неделю назад фашистские самолеты бомбили безоружную толпу беженцев. Сестра Ивана Мирошниченко была смертельно ранена, мать контужена. Старик отец, больной и сломленный горем, остался в чужом, почти опустевшем селе. Приютили его добрые люди.

— Мирошниченко, несмотря на горе, держится молодцом, — сказал Радченко. — Он попросил у меня рекомендацию в партию.

Глава третья.

Первые залпы

Утром 25 сентября мы с комиссаром Радченко прибыли на наблюдательный пункт. Соломин доложил, что ночь прошла спокойно. Правда, фашисты сделали несколько орудийных выстрелов, очевидно пристрелочных, по разным районам нашей обороны. За ночь появились свежие окопы на высотках. Надо полагать, что это новые наблюдательные пункты гитлеровцев, так как на тригонометрической вышке больше никто не появлялся. На опушке урочища Переруб также были обнаружены свежие окопы и огневые точки.

Через стереотрубу я стал внимательно изучать местность. Действительно, новые цели, обнаруженные у противника, свидетельствовали о том, что он к чему-то готовится. Ведь в первые месяцы войны фашисты по ночам старались спать. Потом мы начисто сломали вражеский «распорядок дня».

Часов в десять утра меня вызвал по телефону командир третьего дивизиона капитан Худяк. Он доложил, что в урочище Переруб втягивается пехота и конные группы противника.

Спустя час Худяк снова «висел» на телефоне. Заметно волнуясь, он доложил, что все утро наблюдал, как в урочище стягивалась вражеская пехота и конница. Худяк просил разрешения дать залп. Я был не менее Худяка обеспокоен, но что можно было предпринять? Ведь стрельба без разрешения командования фронтом категорически запрещалась. Еще раз пришлось напомнить об этом Худяку. Вместе с тем ему было приказано зарядить боевые машины и держать дивизион в полной боевой готовности.

О своем решении я доложил генералу Крюченкину и просил его добиться разрешения у командования фронтом произвести залп.

Генерал Крюченкин обещал сделать все возможное. Минут через двадцать Худяк доложил, что дивизион готов к бою, и снова настойчиво просил разрешения дать залп.

— Товарищ Худяк! Для волнения нет оснований, — ответил я ему.

— Как нет оснований? — закричал в трубку Худяк. — Противник сейчас перейдет в атаку! Его передовые цепи показались уже на опушке леса...

— Когда враг перейдет в атаку, тогда и дадим залп, — заверил я.

Однако и сам стал опасаться, как бы действительно не опоздать с залпом. Ведь перед атакой противник непременно откроет артиллерийский и минометный огонь по нашим передовым окопам и наблюдательным пунктам. Он может сразу повредить связь, и тогда...

Признаться, я тоже с большим волнением и нетерпением ждал команды Крюченкина. Только чувство особой военной деликатности останавливало меня от звонка командиру дивизии. Ведь ясно, что Крюченкин не успел еще связаться со штабом фронта.

И вдруг тишину утра нарушил мощный гул, эхом прокатившийся над рощей, над Диканькой, над ближними и дальними хуторами. Слева, сзади нас, из-за леса непрерывным потоком вылетали огненные кометы. Они шумели над нашими головами. Через несколько секунд все урочище окуталось густым черным дымом, в котором виднелись яркие вспышки разрывов. Слышались громовые раскаты. Шум летящих снарядов, сопровождаемый каким-то особенным скрежетом, грохот разрывов, а также громадное черное облако, мгновенно окутавшее рощу, произвели сильное впечатление.

Когда дым немного рассеялся, мы увидели, как из рощи в разные стороны бежали обезумевшие от страха гитлеровцы, скакали по полю лошади без всадников.

Психологическое воздействие залпа было настолько велико, что даже мы, знавшие, что это такое, были потрясены. Ведь это был первый «полнокровный» залп дивизиона. Он ошеломил не только фашистов. Тут же позвонил генерал Крюченкин. Он ругал нас за самовольство. Я выслушал командира дивизии молча, а потом доложил:

— Товарищ генерал! Командир третьего дивизиона дал залп без моей команды. Это, конечно, не снимает с меня ответственности за случившееся. В свое оправдание могу лишь добавить, что залп положен удачно. Фашисты в панике бегут.

— Это хорошо, что фашисты бегут, — несколько сбавив тон, ответил генерал. — Но ведь наши части не предупреждены и не преследуют противника.

Как только малочисленные кавалерийские эскадроны узнали, что этот мощный огневой налет произвела наша новая артиллерия, они начали преследовать врага.

Вскоре на наш наблюдательный пункт прибыл генерал Крюченкин. Увидев воочию результаты залпа, он сменил гнев на милость.