Роберт Иванов - Генерал в Белом доме

И в наши дни в чистом, спокойном, утопающем в зелени Абилине чтут и поддерживают традиции Старого Запада. В городке создан мемориальный комплекс Эйзенхауэра. Рядом с домом, в котором прошли его детские и юношеские годы, воздвигнуты отделанные мрамором корпуса Библиотеки и Музея Эйзенхауэра, оборудованные по последнему слову техники. Здесь же – скромное захоронение Дуайта Эйзенхауэра. В любое время года на автомобильных стоянках мемориала можно встретить машины с номерными знаками многих штатов страны.

Недалеко от этого места находится нечто вроде музея-заповедника – «Старый город». Тяжелые ворота ведут в глубь небольшого двора, окруженного приземистыми деревянными зданиями своеобразной архитектуры американского Запада XIX столетия. На территории «Старого города» есть даже салун, где можно относительно недорого получить ланч, но уже во вкусах американской кухни наших дней, которая рассчитана на массового потребителя. По воскресеньям для туристов здесь устраиваются «шутинги», что в переводе означает «стрельба».

Был душный воскресный день середины июля 1972 г. К «Старому городу» тянулись цепочки приезжих туристов, которые спешили занять места поудобнее, чтобы увидеть во всех деталях предстоящее зрелище. Молодые стройные ребята, несмотря на изнуряющую жару и большую влажность, были одеты в традиционные ковбойские костюмы, перетянуты широкими поясами, которые оттягивали увесистые кольты образца прошлого века. Участники «шутинга», опираясь на старинные винчестеры, добродушно беседовали с многочисленными зрителями.

Но вот началось представление. С поразительной легкостью «ковбои» с ходу брали препятствия в виде огромных заборов, перепрыгивали с крыши на крышу, штурмовали салун и другие строения «Старого города». «Раненые» и «убитые» участники шоу падали с трех-четырехметровой высоты деревянных строений, проявляя завидную профессиональную подготовку. Над тихим, разомлевшим от духоты Абилином стоял грохот выстрелов. «Старый город» заволокли клубы порохового дыма. Когда дым рассеялся, на земле, на крышах домов и сараев, поперек заборов лежали и висели «трупы» тех, кто рискнул нарушить сонный покой Абилина.

Появились деревянные гробы, в которые победители-шерифы сложили тела поверженных противников. Маршал произнес короткую речь над гробом главного разбойника. Суть ее сводилась к тому, что хотя Джим и бандит, но он был смелым и порядочным парнем. Растроганный полицейский опустил в открытый гроб букет красных цветов. «Покойник» приподнялся из гроба и с благодарностью принял букет из рук маршала, после чего вновь занял отведенное ему место.

Публика восторженно аплодировала и свистела, выражая тем самым свое полное удовлетворение завершившимся зрелищем. Мой сосед, рослый крепыш с характерным южным акцентом, спросил; «Не правда ли, «маршал» хорошо сыграл роль Дикого Билла?»

Эйзенхауэр на всю жизнь сохранил любовь к Абилину. Ему нравилось приезжать в этот город, встречаться с друзьями, посещать кафе, где можно было запросто посидеть со старыми знакомыми.

Стремительная военная карьера Эйзенхауэра взбудоражила Абилин. В Европу на имя главнокомандующего союзными вооруженными силами шел целый поток писем и телеграмм, на которые Эйзенхауэр всегда считал своим долгом отвечать. Восторженные абилинцы однажды даже организовали День Эйзенхауэра. Огромное количество портретов знаменитого земляка украсило дома городка. Один из друзей писал Эйзенхауэру: «Это самые худшие из твоих портретов. Рот у тебя на них, как у Джона Брауна, а другие черты лица вообще ни на что не похожи».

Эйзенхауэр был тронут почестями, оказанными ему в Абилине. Узнав о Дне Эйзенхауэра, он писал землякам: «Если абилинцы попытаются превозносить меня и величать по титулам, а не называть по имени, я, когда приеду домой, буду себя чувствовать чужаком. Самое худшее в военных чинах заключается в том, что они ведут к изоляции, а это мешает товариществу. Я хочу быть дома, со старыми друзьями»[28]. Вероятно поэтому он, находясь в Абилине, никогда не носил генеральскую форму.

С. Амброуз, определяя роль и место Абилина в становлении характера Эйзенхауэра, в формировании его мировоззрения, обоснованно писал: «Дуайт любил Абилин, и Абилин платил ему тем же»[29].

Семья Эйзенхауэров жила очень скромно. Небольшого заработка отца едва хватало на самое необходимое. А число ртов все возрастало. В 1892 г. родился брат Рой, в 1894 г. – Пол, в 1898 г. – Эрл. И, наконец, в 1899 г. – последний из братьев Эйзенхауэров, Милтон. Узнав, что судьба вновь наградила его сыном, а не дочерью, огорченный отец ушел из дома и долго бродил по окрестностям, чтобы хоть немного успокоиться.

Пол в раннем возрасте умер от скарлатины, а остальные братья росли крепкими, здоровыми и отличались завидным аппетитом. Одеть и прокормить такое большое семейство было серьезной проблемой. Лишних денег не было никогда, одежда от старшего брата переходила к младшему, баловать детей родители не имели возможности.

В 1898 г. в жизни Эйзенхауэров произошло важное событие – Дэвид и Ида переселились со всеми своими многочисленными домочадцами в двухэтажный дом на 4-й Юго-Восточной улице Абилина. Дом принадлежал брату Дэвида Аврааму, который переехал на Запад, где для его ветеринарной практики были более обнадеживающие перспективы. За аренду дома надо было платить, но по условиям договора новый хозяин в дальнейшем имел возможность приобрести его в свою полную собственность, что со временем и произошло.

Переезд в новый дом несравненно улучшил материальные условия жизни Эйзенхауэров, но мало что изменил для них в социальном плане. «Хотя Эйзенхауэров и уважали все, кто их знал, они не имели никакого социального престижа. Они были простыми, бедными людьми»[30].

Социальные бури, сотрясавшие Канзас и всю страну в конце XIX – начале XX вв., обходили стороной небольшой домик на 4-й Юго-Восточной улице Абилина.

Следуя традициям секты «Речных братьев», Ида и Дэвид воспитывали своих детей в жестких рамках религиозных догм, как они их понимали. В доме Эйзенхауэров религия была не только верой, но и священной традицией, которую унаследовал будущий президент. Он подчеркивал, что является непримиримым противником атеизма и коммунизма. «Я самый религиозный из всех, кого я знаю»[31], – заявил он однажды.

Родители приучали детей к выполнению домашних обязанностей, в том числе к приготовлению пищи. С особым искусством и желанием занимался этим Дуайт, овладев со временем многими тонкостями кулинарии. Как отмечают все биографы Эйзенхауэра, он и в преклонном возрасте любил постряпать на кухне.