Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том V
Квартира оказалась старинная, барская. Не снимая шляп, с сигаретами в зубах мы обошли комнаты. В кабинете ван Аалст показал мне груду книг по вопросам внутреннего убранства, архитектуры и прикладного искусства. Потом рука в черной перчатке небрежно выдвинула ящик письменного стола: там лежали конверты и бумага с фирменным знаком — скрещенными флагами Соединенных Штатов и Нидерландов и вензелем «Ад».
— «Arts decoratifs», — усмехнувшись, процедил ван Аалст.
— В этом ящичке вы найдете чековую книжку и документы о регистрации вашей фирмы в Нью-Йорке и Амстердаме. Организация закончена, болтовня тоже. Вы обошлись нам в крупную сумму, милейший маэстро, пора ее отрабатывать. А вот и договор на сто гравюр.
Он вынул договор, показал его мне, и я, не снимая шляпы и не вынимая сигареты изо рта, расписался.
— Вашу подпись мы без вас нотариально заверим. Начинайте работать.
Я помню эти первые часы в моей квартире. Не снимая пальто и шляпы, я сидел в пустых комнатах и курил. Потом случайно заметил, что сквозь зеркальные стекла старинного шкафа видны бутылки и бокалы. Достал бутылку виски, она была предусмотрительно откупорена. Так до самой ночи я сидел, курил и пил виски, рассеянно слушая набегающий и умирающий шум берлинского шнелльбана — скоростного электропоезда на эстакадах.
Я всегда думал, что торговец порнографией — юркий тип с плохо выбритой и отталкивающей физиономией. Наверное, так это и бывало раньше, когда, чтобы купить хлеб, делались и продавались дешевые фотографии. Но теперь порнография — большой бизнес, она взята в руки могучей бандой, обслуживающей только сильных мира сего и их «сокровенные веления сердца»-, и выполняется людьми с наружностью церковных проповедников. Как изменился проходимец, назвавший себя ван Аалстом! Теперь это был просто гангстер… Несомненно, гангстер… Я попал в крепкие сети… а, впрочем, почему «попал»? Я стал членом банды добровольно, и нечего стыдиться того, что человек в черном — голландец. Ну и что? Это международная банда, и в ней участвуют два голландца и весьма почтенного вида!
Я обязался выполнить тысячу гравюр в десяти сериях под общими тематическими названиями. С каждой доски нужно сделать сто слегка подкрашенных авторских пронумерованных оттисков. Затем в присутствии ван Аалста доска мной уничтожалась, и гравюры превращались в уникумы, ценимые всеми коллекционерами. Работа не была ограничена во времени, от меня требовались: неистощимая изобретательность, изысканный вкус, филигранность и тщательность отработки деталей. Расставаясь, ван Аалст мне сказал всего четыре слова: «Ничего пресного, никаких повторений».
— Кстати, — добавил он, глядя на меня через плечо, — вы знаете, что авторские оттиски принято подписывать? И вы Должны их подписывать!
— Да, но…
— Никаких «но». Недавно я был в Швейцарии и обратил внимание, там во всех общественных уборных на писсуарах красуется надпись: «Инженер А. Грюцли — патент» и полный адрес фирмы. Видите, ему не стыдно, и его дочь, вероятно, очень милая девушка, тоже не стыдится, что ее фамилия щедро поливается молодыми людьми родной и других стран. Труд есть труд, а деньги не пахнут, и вы, маэстро, не будьте щепетильным! Лишь почаще повторяйте себе — «деньги не пахнут»! Поняли?
По опыту работы в рекламном тресте я знал, что серийное производство порнографического треста также должно быть основано на науке и предложение должно точнейшим образом соответствовать спросу. Ясно, что художник обязан хорошо знать вкусы своих хозяев, но откуда же мог сын Пирата и Сырочка знать эти вкусы? Я происходил из простой семьи и никогда не соприкасался с людьми, которые управляют сим миром. На фотографиях в журналах я видел хорошо одетых людей с культурными, всегда благообразными и часто красивыми лицами. Глядя на сцену открытия культурной выставки в присутствии архиепископа, президента или короля или на изображения заседания Совета министров, я думал: «Кто-то из них коллекционирует мои гравюры, иными словами, они связаны с нашей бандой».
Моя работа была не только мучительной и отвратительной, но и просто трудной. Медленно, делая ошибки и ощупью находя правильные решения, я шел вперед.
Первую серию я назвал «Любовь всех эпох». На моих гравюрах изящнейшие маркизы и жуткие пещерные дикарки, фараоны и накрахмаленные католические монахини занимались свинством.
— Больше всех понравились пещерные люди, — спокойно сказал ван Аалст, — но сюжет исчерпал себя. Бойтесь скуки.
Следующую серию я назвал «Этнографической»: здесь персонажи щеголяли разным цветом кожи, невероятной пестротой и затейливостью костюмов. Третью серию я сделал уже с трудом, а четвертая просто поставила меня в тупик. У меня было неограниченное количество времени и денег для того, чтобы рыться в музейных и библиотечных архивах или нанимать любую натуру. Но мой здоровый мозг оказался недостаточно изобретательным, и когда я признался в этом ван Аалсту, он впервые снял пальто, шляпу и перчатки. Как когда-то в Нью-Йорке уселся в кресло, и на его лице опять заиграла благородная и благожелательная улыбка проповедника.
— Вы были в Париже и заметили уже, что утром по улицам там бегают резвые лошадки, запряженные в старинные кабриолеты, — говорил он нараспев, прикрыв глаза и откинув голову на спинку кресла. — Это — реклама фирмы, производящей сладкие сырки из сбитых сливок, они там называются маленькими швейцарцами. Именно с них и начинается длинная линия, ведущая от детских сырков через здоровые и питательные сыры для рабочих и служащих к божественной пище аристократов кармана, положения и ума, — он сделал многозначительную паузу, быстро взглянул на меня и опять закрыл глаза. — «Человек начинается с барона», — когда-то сказал Меттерних. В сырной генеалогии человеком является бри — сыр, похожий на гной, налитый в плоскую корзинку. Почему бри? Потому, что это первый сыр, который хоть и слабо, но явственно издает тлетворный запах разложения. За бри следуют аристократы рангом выше — французский рокфор, итальянская горгонзола и английский стилтон, три брата с весьма неприличным запахом. Идите по линии дальше и вы подниметесь до заоблачных вершин хорошего вкуса: вот камамбер, поражающий обоняние отталкивающим запахом грязных носков, это граф, выше вы найдете князя — ливаро с едким запахом грязного писсуара и, наконец, жеромэ — о, радость, о, блаженство! Вы кладете кусочек на тарелку, и вам кажется, будто ваш нос прижимается к раздутому пузу гниющей на солнце дохлой кошки!
Проповедник перевел дух, следя за эффектом своих слов.
— A-а, проняло! Ну, теперь вы поняли, что от вас требуется! Ко всем чертям изысканных маркиз и мужественных африканцев: все это приелось, как сладкие взбитые сливки! Платить огромные деньги за маленьких швейцарцев мы не собираемся! Давайте ливаро, бри, камамбер и жеромэ! Вот пропуск в закрытый изолятор для тяжелых сифилитиков. Завтра явитесь туда и делайте зарисовки с наиболее безобразных и заживо гниющих больных. Администрации сообщено: вы присланы редакцией медицинской энциклопедии. Не бойтесь! Посмотрите, нарисуйте, почитайте Бодлера, вдохновитесь и начинайте творить! По указанию пославших меня, ваша новая серия будет называться «Danse macabre» («Танец смерти»).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});