Анри Труайя - Бодлер

Едва отправил он это письмо в Фонтенбло, как стало известно, что приказом от 9 января 1836 года полковник Опик назначен начальником штаба 1-го военного округа, включавшего Париж и Иль-де-Франс. Поистине, его отчим делал карьеру успешнее, чем Шарль учился. Блестящий офицер, сверкающий галунами и медалями, получал только отличные отметки. Опик был рожден для роли победителя на конкурсах, для роли круглого отличника, а Шарлю приходилось довольствоваться второстепенными успехами. Ему хотелось бы, чтобы мать гордилась сыном так же, как она гордилась мужем. Не получалось. Опик успевал забрать себе все: и почести, и любовь. Ну как Шарлю было соревноваться с таким чемпионом? Ах, если бы заставить себя быть более прилежным! Его губила невнимательность. Очень одаренный, он, по-видимому, не мог сконцентрироваться для постоянных усилий. Выполнял ли он письменное задание, зубрил ли текст наизусть, стоило мухе пролететь, и он уже отвлекался. Но виноват во всем был этот дьявольский город! Шарль ненавидел Лион, центром которого для него являлся Королевский коллеж, эта тюрьма, в которой нелюбимые дети были осуждены учиться ненужным вещам.

По вечерам ему казалось, что он слышит зловещие завывания умалишенных, запертых в больнице Антикай, на холме Фурвьер. Впоследствии он долго еще вспоминал эти мрачные звуки, этот «нестройный хор из криков, сливающихся на расстоянии в жуткую гармонию, наподобие нарастающего прибоя или надвигающейся бури».

К счастью, полковник Опик получил новое назначение — в Париж. Шарль был уверен, что там-то он покажет, на что способен. Он заранее предвкушал утонченные радости, ожидавшие его в столице. Лишь бы не отменили в последнюю минуту приказ военного министерства!.. Но нет, назначение полковника было окончательным. Семья Опик попрощалась с немногочисленными друзьями, которых они завели в Лионе. Шарлю не терпелось отправиться в путь. Когда он сидел перед раскрытыми чемоданами, ему казалось, что это его назначили начальником штаба 1-го военного округа в Париже.

Глава IV. УЧЕБА

В январе 1836 года полковник Опик приступил к выполнению своих новых обязанностей в столице и временно поселился в доме 36 по Университетской улице, известном как «особняк министров». Туда к нему через некоторое время приехали и жена с сыном. «Итак, мама, папа и я, все мы, наконец, вместе, в Париже», — сообщил Шарль Альфонсу 25 февраля 1836 года. Вскоре семья перебралась в здание штаба, расположенного в доме 1 по Лилльской улице. Тем временем мальчика представили господину Пьеро, директору Королевского коллежа Людовика Великого. Войдя с пасынком в кабинет директора, полковник произнес напыщенную, как обычно, фразу: «Вот мой вам подарок. Вот ученик, который прославит ваш коллеж». Услышав столь увесистый комплимент, Шарль опустил голову. Нимало не смущенный подобной характеристикой, г-н Пьеро задал мальчику несколько вопросов и, хотя тот учился в Лионе уже во втором классе, решил записать его в третий, предыдущий по той простой причине, что, по его мнению, обучение в провинции на год отставало от обучения в Париже. Несмотря на это, Шарль все равно боялся оказаться среди последних учеников. «Может быть, предубеждение ко мне со, стороны учителей окажется еще более сильным, чем со стороны учеников, — писал он в том же письме, — и когда я скажу, что приехал из Лиона, меня посчитают слабее, чем я есть на самом деле».

Несмотря на эти опасения, в конце учебного года он получил шесть поощрений, в том числе первые места за латынь и за английский. Мало того, его сочинение по латинской поэзии, посланное на общий конкурс, также оказалось в числе лучших. Полковник мог надеяться, что уж теперь-то пасынок займется коллекционированием лавровых венков.

Но это значило плохо знать пятнадцатилетнего подростка, у которого часто и совершенно непредсказуемо менялось настроение, менялись планы и намерения. В декабре 1836 года его основной преподаватель Ашиль Шарден так характеризовал ученика Бодлера: «Очень легкомыслен… Недостаточно работает над исправлением своих недостатков… Очень капризен, работает неровно… Поверхностный ум…» Однако в то же время и этот преподаватель, и директор, рассчитывая на способность Шарля хорошо писать латинские стихи, интенсивно готовили его вместе с группой учеников к общему конкурсу. Лекции для «сверходаренных» читались три — пять раз в неделю, с десяти до одиннадцати часов вечера. Учителя с пафосом восклицали: «Работайте над латинскими стихами! Это — путь в ваше будущее!» Но, подстегивая своих воспитанников, эти педагоги загоняли их в тупик. В конце июня 1837 года лучшие ученики коллежа стали умолять директора отменить принудительные ночные «бдения». Возмущенный этой просьбой, поданной за несколько недель до конкурса, г-н Пьеро лишил всех их права покидать коллеж. Шарль принял удар покорно. «Для меня, — писал он матери, — это новый стимул к работе, и во всем остальном тоже я, насколько возможно, стараюсь избегать столкновений с директором, который был вне себя от этой просьбы. Он громко кричал, что этот проклятый класс огорчал его с самого начала и, разумеется, подведет на конкурсе. Так что нам придется долго ждать, прежде чем он разрешит нам отпуск домой […] Итак, я лишен возможности видеть его [полковника Опика] Бог знает еще сколько времени — из-за этого г-на Пьеро, который считает странным, что ученики хотят лишний час поспать, вместо того, чтобы мечтать завоевывать для него награды на конкурсе. Прощай, я буду много работать и постараюсь забыть, что меня лишили права побывать дома».

В конце учебного года его усидчивость была вознаграждена — он был четырежды отмечен как лучший ученик, получив первую премию за латинское стихосложение и вторую — за перевод на латынь. Отличился он и во время конкурсного экзамена: второй приз за знание латинской поэзии и второе поощрение за перевод с латинского. Г-н Пьеро и г-н Шарден сияли. Шарль написал матери: «Я получил второй приз на конкурсе за знание стихов и, таким образом, вернул себе расположение директора и надзирателя. Скажи об этом папе и поцелуй его от меня».

До чего же милый мальчик! Как он любит родителей и как старается угодить им своими отметками! В октябре 1837 года, в классе риторики, предпоследнем классе лицея, он считался первым учеником. Чтобы отпраздновать событие, отчим предложил ему прогулку верхом «в сторону железной дороги». Шарль, неважный наездник, упал и сильно повредил колено. Хирург и терапевт, осмотрев его, предписали ему постельный режим в медпункте при пансионате. Там он лежал, ворча и стеная, полтора месяца. «Эти два старых идиота решили, что у меня в колене водянка и что мне надо накладывать компрессы с минеральной водой […] И вот я опять в постели, в лапах двух палачей, которых я готов задушить».