Ги Бретон - Лукавые истории из жизни знаменитых людей

Маленькими группками журналисты покидают кафе в скорбном молчании. На углу улицы Ришелье Оноре жмет руку Ле Пуатевэну.

—    Подумайте о том, о чем я вас просил,— напоминает последний.

—    Разумеется,— отвечает Оноре.

Пешком он отправляется по набережным к Арсеналу. По дороге он несколько раз останавливается, чтобы полюбоваться собором Парижской богоматери, выглядящим волшебно в лу­чах заходящего солнца. В этот вечер оно, как нарочно, скрылось за Триумфальной аркой, сооружение которой было закончено архитекторами Реставрации.

На следующий день Оноре засел за работу, и перо его едва успевало записывать то, что диктовало ему его воображение.

Увы! Как-то утром консьержка принесла письмо, прочитав которое Оноре был потрясен: мадам Бальзак сообщала ему, что два года истекли и что он должен возвратиться в Вильпаризи первым же дилижансом.

В Вильпаризи Оноре занял комнату Лоры, которая вышла замуж и жила теперь в Байе. За столом, где сестра так часто писала ему письма, он продолжил историю Алоизы. Нужно было написать еще два тома. Но здесь ему работалось не так спокойно, как на улице Ледигьер. Его родители ссорились, маленький братишка барабанил по кастрюлям, бабушка храпе­ла, а Лоранс играла на пианино.

Кроме того, Вильпаризи, расположенный по дороге в Мец, был последней почтовой станцией перед Парижем. День и ночь здесь останавливалось множество дилижансов, чтобы сменить лошадей. Как можно сосредоточиться, когда за окном кричат ямщики, хлопают двери, лошади цокают копытами по мосто­вой, переругиваются кучера? А когда нет дилижансов, то по вымощенной крупными булыжниками дороге стучат колеса частных повозок, дорожных карет, экипажей...

Тем не менее рукопись «Наследницы Бирага» становится все толще. Оноре заканчивает уже третий том. И однажды вечером все семейство собирается в гостиной послушать пос­ледние страницы романа.

—    Неплохо, - говорит мадам Бальзак.— Но уж слишком неистово.

Какая разница для Оноре? Благодаря романам, которые он подпишет псевдонимом лорд Р'Ун [R'Нооnе анаграмма Ноnоrе (прим. перев.)} ему удастся избавиться от семейной опеки и от должности конторского служащего, которую подыскал ему один из друзей отца.

Чтобы он стал конторским служащим? Да никогда в жизни!.. «Я стал бы канцелярской крысой, машиной, манеж­ной лошадью, которая делает свои 30-40 кругов, ест, пьет, спит в заранее установленное время. Я стал бы, как все. И меня призывают уподобиться мельничному жернову! И это механическое кружение называют жизнью! Если бы хоть кто-нибудь скрашивал мое холодное существование... Я еще даже не видел цветов жизни, а ведь я в том возрасте, когда они распускаются. К чему мне богатство и наслаждения, когда мне будет 60 лет? Старик — это человек, который уже отобедал и теперь смотрит, как едят другие. Моя же тарелка пуста, на ней нет позолоты, скатерть некрасива, а блюда безвкусны. Я голоден, но нет ничего, что могло бы утолить мой голод. Что же мне нужно? Пение птиц, потому что у меня лишь две страсти: любовь и слава. Ни одна из них не удовлетворена и не будет удовлетворена никогда», писал Оноре сестре.

Славы придется ждать еще несколько лет, а любовь уже близка...

                                                                    * * *

В одно из воскресений мадам Бальзак и Лоранc испекли печенье и приготовили смородиновый сироп. В саду под липой прислуга поставила столы и кресла. Ждут гостей — месье и мадам де Берни с двумя дочерьми. Они живут неподалеку, на другом конце деревни.

—   Девушки очаровательны! — говорит мадам Бальзак Оноре.

Он сразу понял, куда клонит мать, и у него испортилось настроение. Оставив семейство, готовящееся к встрече гостей, Оноре ушел в гостиную и спрятался за шторами. Никто его здесь не увидит, и он сможет от души посмеяться над этими аристократами, которые наверняка смешны.

А вот и месье де Берни, немощный старик, опирающийся на трость.

   —   Какая прекрасная погода! — говорит месье Бальзак, встречая гостя.

—   Вероятно, вы поздоровались со мной?- спрашивает ме­сье Берни, прикладывая ладонь к уху.

   —   Нет, я говорю о погоде!..

—   У вас болят зубы? Какое несчастье, бедный мой друг,— отвечает месье де Берни.

В своем убежище Оноре корчится от смеха.

А вот и барышни де Берни. Обе одеты в белые платья. Девушки бледны и держатся очень чопорно.

—    Две жерди! —   сразу же выпаливает Оноре.

Вдруг мысли его начинают путаться. Он зачарован третьим белым платьем, появившемся в аллее. Какова собой третья мадемуазель де Берни, о которой ему ничего не сказали? Из-за шелковых штор он видит небесно-голубые глаза, мечтательную улыбку, очаровательный носик, черные волосы, стянутые алой лентой, и мраморные плечи, выступающие из низко деколь­тированного платья.

Эта женщина пленительна... И вот, ему уже хочется, в свою очередь, пленить ее...

Взволнованный, он выходит из своего убежища и появляет­ся в саду.

—   У вас две взрослые дочери,— говорит мадам Бальзак, обращаясь к незнакомке,— а у меня взрослый сын. Разрешите представить вам Оноре. Вы с ним не знакомы, поскольку он долгое время жил в Альби.

Оноре неловко кланяется, бормочет несколько слов, краснеет... Как? Значит эта дама мать девушек? Никогда он не видел женщины прекраснее, очаровательнее, утонченнее... Он не сводит с нее глаз. Она замечает это, улыбается ему и — о боже! — заговаривает с ним. Что она сказала? Оноре следил за тем, как двигаются самые красивые губы в мире и даже и не старался уловить слова... Наобум он кивает головой. «Да-да, конечно»,— говорит он мадам де Берни. Вид у него при этом глуповатый. Ах, если бы он мог вернуться в свое убежище и любоваться ей оттуда сколько душе угодно...

Мадам де Берни вновь обращается к нему:

—    Альби очень милый город, не правда ли?

На сей раз Оноре уловил смысл сказанного, но вновь растерялся, поскольку ни разу в жизни не был в Альби.

—   Очень милый,— отвечает он, помедлив,— но я не очень хорошо познакомился с ним, потому что много работал.

—   И чем же вы занимались?

Оноре смотрит ей в глаза и отвечает с детской гордостью;

-— Я писал трагедию!

При этих словах все члены семьи Бальзак меняются в лице, за исключением Лоранc, которую сильно смешит происходя­щее.

—    А я и не знала, что вы занимаетесь поэзией! — восклица­ет мадам де Берни.

Мадам Бальзак чувствует себя очень неловко. Ей хотелось бы перевести разговор на другую тему. Она делает Оноре знаки, но он не замечает их и продолжает говорить:

—    Сейчас я пишу романы. Знаете, очень увлекательно вды­хать жизнь в персонажи. К несчастью, издатели требуют неве­роятных приключений, а этот литературный жанр смешон. Я знаю, чего стою, и мне больно жертвовать своими лучшими замыслами ради подобной ерунды!