Юрий Алексеев (2) - Евгений Чудаков

К решению серьезной жизненной задачи восемнадцатилетний «авантюрист», как в шутку называли его богородицкие друзья, приступил не по годам обстоятельно. Он отправился в городскую библиотеку и просидел там два дпя, листая все относящиеся к делу справочники и «уложения». Выводы сделал такие. Во-первых, поскольку выбранное учебное заведение — императорское Московское техническое училище, самое солидное из технических высших учебных заведений России, — находится в Москве, сдавать экзамены на аттестат нужно там же, чтобы разрыв в требованиях был минимальным. Во-вторых, экзамена по латыни и греческому можно избежать, если получать аттестат не за курс классической гимназии, а за реальное училище. В-третьих, сдавать экзамены имеет смысл при Московском кадетском корпусе, где их принимают в кратчайшие сроки.

Так Евгений Чудаков оказался в Москве. Впервые. Приехал, сиял комнату в дешевом пансионе, отнес документы в кадетский корпус. Документы приняли. Объявили, что за шестнадцать дней надо сдать двадцать три экзамена, в том числе закон божий, историю, иностранный язык, русский язык. Тут же, в коридорах, такие же, как он, поступающие рассказывали, что к ним, «штатским», преподаватели и весь персонал военного учебного заведения относятся с презрением. Придираются по пустякам, выгоняют с экзаменов безжалостно. За минутное опоздание или неопрятный, по мнению офицера-надзирателя, вид могут не допустить к экзамену. Один лишь намек на списывание — остаешься с волчьим билетом. Из пятнадцати экзаменующихся в среднем получить аттестат удается одному.

Услышанное заставило Евгения с еще большим рвением налечь на занятия. Он старался подготовиться к любым неожиданностям, исключить возможности срыва. Занимался по шестнадцать часов в сутки. Осложнений, однако, избежать не удалось. Так, готовясь к экзамену по математике, Женя заранее прорешал из задачника Шапошникова и Вальцова, которым обычно пользовались экзаменаторы, почти все задачи. Точнее, все, кроме одной. Но именно она и досталась Чудакову на экзамене!

С этим осложнением Евгений справился довольно легко — математика всегда была его любимым предметом. Труднее пришлось на экзамене по русскому языку. Он состоял из двух этапов. Первый — диктант, второй — сочинение. Чудаков всегда успевал по русскому вполне прилично, но в последние годы он, как и многие его сверстники, привык обходиться без «ъ» в конце многих слов. В Богородицком училище на это смотрели сквозь пальцы — разумные люди уже тогда оценивали «ъ» в конце слова как ненужный анахронизм.

И вот диктант. Его проводит один из самых суровых и высокомерных преподавателей кадетского корпуса И. Л. Зверев. Предложения он диктует медленно, монотонно, деревянным голосом. Времени на записывание оказывается более чем достаточно, а на проверку его совсем нет. Когда диктант подходит к концу, Евгений вдруг сознает, что по привычке пишет без «ъ». Что делать? Он пытается использовать «дипломатический» ход.

— Скажите, пожалуйста, — спрашивает он экзаменатора, — можно так писать? — и показывает ему тетрадь.

— Писать так — величайшая безграмотность, — следует ответ.

Тогда несчастный экзаменующийся принимается наспех приставлять «ъ» к словам. Но успевает сделать эту работу только наполовину — звенит звонок, и непреклонный Зверев требует сдать тетради. Через день, когда вывешены списки с оценками за диктант, против фамилии Чудаков красуется жирная единица.

Другой, быть может, возмутился бы. Гордо бросил бы комиссии что-нибудь вроде: «История нас рассудит» — и вышел, хлопнув дверью. История бы рассудила через семь лет в его пользу. А тот год был бы проигран. Чудакова такой вариант не устраивал. Ему оставалось только ухватиться за соломинку, благо такая соломинка была. И Евгений решил спасаться с ее помощью.

Дело в том, что в аттестат по русскому языку выставлялась средняя арифметическая оценка за диктант и за сочинение. Проходным баллом, соответствующим нынешней «тройке», была оценка «шесть». Если бы удалось получить за сочинение один из высших баллов — «двенадцать» или «одиннадцать» — в среднем «шестерка» вышла бы. Но «двенадцать» на экзаменах в кадетском корпусе «экстернам» вообще не ставили, как бы распрекрасно они ни отвечали. Значит, «одиннадцать» — практически высший балл. А чтобы получить высший балл за сочинение, надо не только продемонстрировать идеальную грамотность, но и полиостью раскрыть тему и стилем блеснуть!

Тут Евгений, наверное, в первый раз в жизни показал себя хорошим тактиком. День перед сочинением он решил не заниматься вовсе. Хотя, казалось, столько еще тем надо просмотреть, сколько поупражняться в синтаксисе! Вместо этого он отправился в недавно открытый в Москве Зоологический сад, а потом в синераму на новую французскую фильму «Любовь и смерть». Лег спать пораньше. На следующий день, придя на экзамен, он напряг всю свою волю, чтобы написать сочинение на «отлично». И добился своего. Ему, единственному среди нескольких десятков экзаменующихся, поставили за сочинение заветную оценку «одиннадцать».

Пытавшихся получить аттестат экстерном было сто тринадцать. Выдержали экзамены семеро. Чудаков оказался одним из тех, кому это удалось. Правда, за несколько дней до конца экзаменов у него начались сильнейшие головные боли. Известный невропатолог Россолимо, к которому он вынужден был обратиться, констатировал:

— Острое переутомление. Симптомы малокровия мозга. Срочно и в больших количествах необходимы два лекарства — отдых и хорошее питание.

Прошла еще неделя, в течение которой сдавался и злополучный экзамен по русскому, прежде чем Евгений смог выполнить предписания врача.

Зато как радостно встретили его дома! Лето 1908 года запомнилось ему как одно из лучших в его жизни. Женя был единственным жителем Сергиевского, которому удалось получить аттестат о полном среднем образовании. Престиж его в компании давних друзей и подруг поднялся на высший уровень. Куда там недругу детства Ваське Акатову! Теперь бедный Васька работал в шорной мастерской помощником мастера и каждое воскресенье устраивал пьяные скандалы в трактирах окрестных сел.

А компания Евгения находила развлечения поинтересней. Отправлялись на охоту, в лесу под открытым небом разыгрывали сценки из полюбившихся пьес, ездили в цыганский табор, а по воскресеньям уходили на лодках вверх по Плаве и там, вдалеке от посторонних, громко пели «Варшавянку», «Марсельезу», слова и ритмы которых будоражили мысли, волновали кровь.

Этим летом появилась у Евгения девушка. Дочь местного торговца строительными материалами Наташа, не в пример многим другим купеческим дочкам, росла думающей, скромной. В десять лет отец отдал ее в дорогой тульский пансион, где учились в основном девицы благородного сословия. Там девочка получила образование и воспитание, вполне соответствующее тогдашним стандартам «хорошего тона». Два летних месяца Женя и Наташа были неразлучны, а когда, как это всегда случается в небольших городках и селах, «пошли разговоры», Женя, в свойственной ему манере, попробовал решить проблему просто и ясно — предложил Наташе стать его женой.