Л Кербер - А дело шло к войне

1988, No 5

Разумеется, чтобы устеречь нас, хватило бы вдесятеро меньших сил, О побегах, надо признать, мы не думали, а если бы кто вздумал бежать - то куда? На чью помощь, на чей приют он мог рассчитывать? Что стало бы с его семьей, с его близкими до седьмого колена?

Нет, весь этот спектакль предназначался отнюдь не для нас, а для вольных. Надо же было, чтобы народ уверовал во "врагов".

Вначале заключенных расселяли по спальням по мере поступления. Затем начальство разрешило селиться по принципу - в каждой спальне работники одного КБ. В четвертой поселились пожилые, склонные к уединению и тишине. Хотя нас и водили еженедельно в душ, все же к утру воздух в спальнях напоминал нечто среднее между казармой и бесплацкартным вагоном. Один из новичков, зайдя в спальню КБ-1 и увидев дремавшего Петлякова в совершенно рваных носках, был потрясен. Человек, за два года до выпуска американцами своей "летающей крепости", самолета "Боинг В-17", создавший русскую крепость, самолет АНТ-42 (Пе-8), - и арестант, и рваные носки... Хорошо же его отблагодарили! В 1936 году, то есть за 4 года до войны, эта машина летала на высоте 10 км со скоростью 420 км/ч и могла доставить к цели, отдаленной на 2 500 км, 3 тонны бомб. Четыре раза машину эту ставили на производство и вновь снимали. Мне подумалось, а если бы Молотов во время визита Риббентропа в Москву сказал ему, что тысяча таких бомбардировщиков на наших аэродромах готова к действию, рискнули бы немцы в 41-м году затеять войну с нами? Что же касается того, смогла ли бы наша авиапромышленность за четыре года их выпустить, то сидевшие с нами директора крупнейших заводов: Лещенко, Абрамов, Войтов, Калганов, Усачев - однозначно ответили: смогла бы! Да, собственно, отвечать и не нужно было, ответ в тех десятках тысяч машин, что она поставила ВВС.

Однако мы отклонились. В углу дубового зала стояла койка А. Н. Туполева, соседями его были С. М. Егер и Г. С. Френкель. По вечерам этот угол превращался в технический совет, где решались вопросы создания 103-й машины. В таких случаях Туполев обычно сидел на койке, по-турецки поджав под себя ноги, в любимой толстовке и теплых носках. В таком наряде он напоминал добродушного бога с рисунков Эффеля. Кругом - участники совещания. Вероятно, со стороны оно здорово смахивало на мхатовскую постановку "На дне".

Из-под кровати вытащен лист фанеры - во избежание утечки информации бумагой нам в спальнях пользоваться не разрешают. На нем рисуется какая-либо конструкция. Туполев мягким карандашом подправляет ее, объясняя свою мысль, изредка прибегая к крепким русским словцам. Но это не из любви к ним, отнюдь нет, а от желания наиболее доходчиво и красочно довести существо до слушающих. "Нет, здесь решение еще не найдено, мотогондолу к крылу говном не приклеишь. Он (показывая на автора) думает, что усилие примет вот этот стержень. Глупости - это не стержень, а сопля, она скрутится без нагрузок, сама по себе". Покусывая заусенцы у ногтей (острый ножичек, всегда лежавший в кармане, отобран - в тюрьме нельзя иметь ничего острого, хотя в нашей лавочке можно купить лезвия "жиллет"), изредка заразительно смеясь, - тогда его толстый живот колышется, как мешок с киселем, - главный поучает свою паству.

Иногда на наших почти ежедневных сборах бывали Мясищев и Петляков. Эти двое почти полярны, Петлякова называли "великим молчальником". На любом совещании он предпочитал сидеть молча, только пытливые и умные глаза выдавали работу его мысли. Вслушиваясь в мнения, он анализировал их, отбрасывал всю словесную шелуху (а на совещаниях, особенно в министерствах, ее наберется процентов 80 от сказанного), вынашивал решение, затем четко, немногословно его сообщал. Большинство этот процесс не понимало и считало Петлякова простым исполнителем воли и решений Туполева. На самом деле это было не так. Петляков был начальником первой бригады КОСОС, которая проектировала ТБ-1, ТБ-3, АНТ -42, АНТ -14. Конечно, общие схемы машин и такие решения, как многолонжеронное крыло, как обшивка из дюралевого гофра, принимал Туполев. Детальную же разработку вел Владимир Михайлович. А чертежи самолета Пе-2 он выпустил уже без всякого участия Туполева. Короче, он был совершенно самостоятельный главный конструктор.

Владимир Михайлович Петляков напоминал американца с Дикого запада времен Брет Гарта. Небольшого роста, плотный, энергичные черты лица, волевой подбородок, серые холодные глаза. Внутренне с этой оболочкой не было никакой связи. Он был мягким, застенчивым человеком. Прикрикнуть, а тем более отругать подчиненных он не мог, точно так же, как не мог жаловаться на них начальству. Коллектив эти его черты знал, уважал Владимира Михайловича и работал дружно, а главное, внутренне очень напряженно.

После того как он по заданию Сталина переделал свой высотный истребитель 100 в пикирующий бомбардировщик (Пе-2), его освободили из-под стражи и вместе с коллективом перевели на серийный завод. Осенью 41-го года их эвакуировали в Казань, где Владимир Михайлович стал главным конструктором завода. Закончил он свой жизненный путь трагически. В начале 42-го года его экстренно вызвали в Москву. Полетел он на одном из Пе-2, перелетавшем на фронт. По дороге, у Арзамаса, машина загорелась и врезалась в землю. Подозревали вредительство, было наряжено следствие, несколько человек арестовали.

Похоронили Петлякова в Казани. Лет через пятнадцать рядом с ним опустили в могилу гроб Васо - спившегося сына И. В. Сталина.

Владимир Михайлович Мясищев - полная противоположность своего тезки, Петлякова. Даже в толпе его внешность бросалась в глаза. Красивый, с гордо посаженной головой, всегда изысканно одетый, он походил на актера. В ЦКБ-29 он проектировал дальний высотный бомбардировщик - самолет 102. Но после смерти Петлякова был назначен главным конструктором Казанского завода, где вел производство пикировщиков всю войну. Это отвлекло его от доводки 102-й, и в конце концов из-за отсутствия нужных двигателей интерес к ней пропал.

И еще дважды подводило Владимира Михайловича его кредо. "Я берусь, говорил он, - выполнить любую задачу и выполню ее, если промышленность подаст мне нужные компоненты, то есть двигатели, оборудование и металл". Но промышленность их не подавала, и опытные конструкторские бюро Мясищева ликвидировались.

Хотя П. О. Сухого и не арестовывали, его небезынтересно сопоставить с Мясищевым, ибо в их философии есть общее. Как и Мясищев, Сухой, несомненно, талантливый конструктор. В КОСОСе он руководил постройкой сверхдальних, рекордных самолетов АНТ-25, прославленных перелетами Чкалова и Громова из Москвы в Америку, через Северный полюс. Он же проектировал самолет "Родина", на котором был совершен рекордный перелет женского экипажа Гризодубовой.