Джон Уорд - Союзная интервенция в Сибири 1918-1919 гг. Записки начальника английского экспедиционного отряда.

Я приведу два примера, не ярких и не единственных, но о которых без сомнения имеются официальные протоколы. Я стоял в Никольске на платформе, ожидая поезда; кругом была толпа русских; недалеко находился японский часовой. Вдруг он бросился вперед и ударил прикладом своей винтовки в спину русского офицера; последний упал плашмя, катаясь от боли по полу, между тем как японец, скаля зубы, взял ружье «на караул». Хотя кругом стояло не мало народа, ни у одного из русских не хватило духу пристрелить японца; не желая вмешиваться, я ничего не предпринял, но наблюдал, что будет дальше. Десять минут спустя другой японский часовой повторил то же самое, но на этот раз жертвой была хорошо одетая русская дама. Русские были так запуганы, что даже ее друзья побоялись помочь ей. Я подошел, чтобы помочь; японец отстранился, но продолжал смеяться, точно все (это было милой шуткой. К нам подошло несколько английских солдат, и японец заметил, что дело начинает принимать серьезный оборот. Я отправился в японскую-главную квартиру, находившуюся недалеко в вагоне, и донес о происшедшем. Офицер казался удивленным, что я вступился за каких-то русских, которые, как он сказал, могли быть большевиками,-кто их знает,-и осведомился, не испытал ли я какой нибудь неприятности от часового. Я отвечал, что первый же японец, который дотронется в моем присутствии до английского офицера или солдата, будет убит на месте. Это повидимому удивило японского офицера, который указал на то, что они оккупировали Сибирь и имеют право делать все, что им угодно. Я счел необходимым поставить ему на вид, что японцы действуют в союзе с другими державами, включая сюда и Россию; что мы здесь находимся в качестве друзей русского народа, а не завоева

телей. Этого как раз он не мог или не хотел понять. Кончил я тем, что предупредил его: если его часовые не получат приказа вести себя менее дикарски, то будет положен конец их подвигам. Позже я слышал, что разговор помог, но по отношению к японским войскам он мог только слегка смягчить их обращение с беззащитным русским населением.

Но это только образец их поведения по отношению к простому народу. Впрочем, для них есть некоторое извинение: при подходящих условиях они обращаются со всеми одинаково. Еще батальонный командир был не особенно подходящим объектом для их шуток по той простой причине, что был обыкновенно окружен достаточным количеством солдат для внушения себе должного уважения, но генерал без конвоя был всегда желательной мишенью для их милого внимания. Даже глава британской военной миссии не мог надеяться избежать самого оскорбительного обращения. Однажды моя часть занимала для охраны телеграфную сеть, так что я имел возможность лично передать депешу японской главной квартире относительно особого поезда, который ожидался на их станции. Содержание ее было таково: «Особый поезд № … ожидается на ваш участок в такой то час . . .; он везет главу британской военной миссии, генерала … и его штаб из Владивостока в Уфу для важного совещания с генералом …. главнокомандующим русскими и чешскими войсками. Соблаговолите приготовить линию для проезда». Так, вы думаете, японцы соблаговолили «очистить путь для движения»? Они остановили поезд, окружив его отрядом солдат с примкну-тыми штыками. Затем оскорбили главу британской миссии, посадив его вместе со штабом под арест, и тогда приступили к тщательным расследованиям, чтобы выяснить, не были ли это переодетые германские эмиссары. Наглость всего их образа действий была так необычайна, хотя и характерна, что когда штаб генерала передавал мне о случившемся, я в первую минуту не знал, смеяться мне или негодовать.

Я отправился в Сибирь в общем благоприятно настроенный по отношению к этому довольно-таки удивительному народу. Я постарался внушить своим солдатам отдавать честь каждому японскому офицеру и быть как можно вежливее с каждым японским солдатом, что они буквально и выполняли. Скоро я обра

тил внимание на то, что только в редких случаях японский офицер -брал на себя труд отдать ответную честь моим солдатам и еще реже японский солдат приветствовал английского офицера; всего чаще он отвечал презрительной гримасой. Скажу вполне откровенно, что я восхищался преданностью японцев своим воинским обязанностям, но невозможно пройти мимо их упорной дерзости по отношению к тем, кто стремится сохранить с ними мир и дружбу. К сожалению, правда, что они были введены в заблуждение своей уверенностью, что Германия предназначена управлять миром, поверив чему они стали брать пример с этого ужасного образца. Они совершенно открыто бахвалятся, что они «германцы востока». Будем надеяться, что они правильно поймут недавний урок истории.

Во время моего пребывания в Приморской области мне не доводилось ни видеть, ни слышать о каком-нибудь деянии или распоряжении со стороны японской главной квартиры, которые хоть в малейшей степени могли бы содействовать административной реорганизации страны. Наоборот, я видел многое, убедившее меня, что страна Восходящего Солнца была в то время более заинтересована в поддержании беспорядка, как наивернейшего средства для укрепления своих собственных честолюбивых намерений..

УПРАВЛЕНИЕ.

Вскоре после очищения Уссурийского фронта от большевиков, я получил предписание от генерала Отани взять на себя управление железной дорогой и округами по обе стороны ее на 50 верст в глубину, между Спасским и Уссури включительно. Моей обязанностью было оберегать путь и управлять округом, принимая все нужные меры для поддержания свободного движения по путям сообщения. Мне было указано избрать Спасское своим местопребыванием и сделать все приготовления для зимовки там. Согласно с этим, я постарался завязать сношения со старыми русскими властями, военными и гражданскими, где таковые еще оставались, и с новыми там, где они оказывались.

Начали мы также с трудом восстанавливать разрушенную структуру человеческого общества. Уже более года в этих областях не знали другого закона, кроме силы, и много старых грехов и общественных язв требовало ликвидации. Я совершил не мало поездок по окрестным деревням и заимкам в сопровождении небольшого личного конвоя, ставил посреди улицы стол и с помощью приходского священника и старосты местного общества выслушивал и разбирал общественные и частные препирательства, начиная с угроз и оскорблений личности до прав на владение и занятие хутора. Апеллировать было не к кому- бравые Томми, стоявшие за мною со штыками, ставили мои приговоры вне всяких сомнений. Я передал одно или два дела по вопросу о правах собственности законному суду, но стороны, в обоих случаях протестовали против этого, заявляя, что они предпочитают мое немедленное решение. Трех убийц я ,предал-уголовному суду, который я созвал с одним старым русским офицером в качестве председателя, но последний был так напуган