Игорь Синицин - Андропов вблизи. Воспоминания о временах оттепели и застоя

Сталинско-бериевская система репрессий против разведчиков снова заработала после победы. Бородин был опять уволен из органов безопасности. На этот раз в МГБ по приказу Сталина началась новая кампания «очищения» от всех талантливых и опытных разведчиков, в жилах которых текла еврейская кровь.

…Когда Борис Бурков в 1966 году вверг меня в опалу и хотел изгнать из АПН, Норман Михайлович был главным редактором ГРПП. Я не знаю, числился он тогда в кадрах ПГУ или считался работником разведки в резерве, «под крышей». В поисках работы внутри АПН мне удалось с помощью общих знакомых пробиться к Норману Михайловичу. Симпатизировавший мне один из работников отдела кадров сказал, что если я найду кого-нибудь из главных редакторов, кто захочет взять меня в свою редакцию вопреки негласному указанию Буркова относительно остракизма смутьяна Синицина, то они смогут преодолеть мнение председателя правления и оставить меня в агентстве. Я перешел на другую сторону Пушкинской площади, где располагалась ГРПП, и поднялся на шестой этаж. Мои документы тщательно проверили вахтеры с военной выправкой, сверили данные с каким-то списком. Затем в сопровождении одного из них провели по лабиринту коридоров к кабинету главного редактора. Вместо секретаря женского пола, как было везде в АПН, в приемной сидел молодой человек отнюдь не богемной журналистской внешности.

Бородин вежливо встал, когда посетитель появился на пороге кабинета. Он оказался высоким, грузным, черноволосым человеком, без седины, с гладко зачесанной назад густой шевелюрой. Его улыбка чуть отсвечивала желтизной, причина которой была в том, что он постоянно курил трубку. По запаху я определил, что он курит популярный норвежский табак «Глан». Вначале он пригласил садиться, затем предложил кофе и показал на коробку сигарет «Мальборо», лежащую явно для посетителей возле пепельницы на приставном столике у его большого письменного стола. На широком красивом лице Нормана Михайловича ярко светились карие добрые глаза. Аккуратно подстриженные седоватые усы ближе к губам чуть желтели от табака. Это показывало, что он был заядлым курильщиком.

Сначала он спросил, что я умею в журналистике. Я перечислил жанры, в которых что-то мог, и вытащил из портфеля кипу опубликованных работ. В том числе был и сценарий художественного приключенческого фильма, который был написан мною за десять лет до этого в соавторстве с двумя друзьями — капитаном ВВС Володей Безаевым и инженером Виктором Ильиным. Сценарий «Пламя на озере» был официально принят для съемок на Киевской киностудии имени Довженко и запущен в производство после того, как мой добрый знакомый, прославленный кинорежиссер Михаил Ильич Ромм, прочитал и одобрил его. Но фильм так и не был закончен. Дело в том, что, когда студия пригласила нас в Киев на худсовет, ее штатный работник, профессиональный киносценарист Григорий Колтунов, конфиденциально потребовал от нас включить его в число соавторов сценария, чтобы получить четверть будущих гонораров. Фильм обещал стать кассовым. Но мы, молодые дураки, не знали закулисных порядков в советском кинематографе и не хотели делиться славой.

— Раз вы не берете меня в соавторы, ваш фильм не пойдет! — заявил Гриша Колтунов безапелляционно.

Так оно и вышло. Съемочную группу через полгода распустили, съемки прекратили. Единственное, что осталось, — опубликованный капитаном Безаевым в какой-то крупной армейской газете текст литературного киносценария.

Бородина совершенно не заинтересовали сценарии художественного фильма, как и публицистической телеленты «Ленин в Швеции», который я написал в Стокгольме и привез из командировки. Зато он внимательно пробежал глазами две-три мои статейки. Подняв голову от текста и доброжелательно улыбнувшись, он выразил одобрение и спросил:

— А какими языками вы владеете свободно и на каких можете писать комментарии, статьи, заметки так, чтобы не был виден советский менталитет автора?

— Владею шведским, но не как родным, — с сожалением признался я.

Из его вопроса и последовавшей за ним беседы о приемах «белой», «серой» и «черной» пропаганды сразу стало ясно, какого рода журналистикой занимается ГРПП. От своего друга Конрада Смирнова, который работал тогда у Бородина, я позже узнал, что Норман Михайлович хотел меня взять в свою редакцию и искал самый «железный» аргумент для этого. Мой опыт, уровень знания шведского и немецкого языков, менталитета людей в Северной Европе и вообще за рубежом, видимо, удовлетворяли требованиям главной редакции политических публикаций. Однако, как намекнул Смирнов, КГБ, вероятнее всего в лице Федяшина, запретил Бородину брать на работу «штрафника».

Позднее, когда я уже работал у Андропова, наступила полная ясность в том, что ГРПП функционировала в качестве отделения службы «А» 1-го Главного управления. Как сообщали многочисленные зарубежные публикации о КГБ, служба «А» занималась пропагандистским обеспечением некоторых акций спецслужб и дезинформацией.

В течение 60-х годов, хотя за «оттепелью» Никиты Хрущева вновь последовали идеологические «заморозки», вольности в АПН стилистического, но отнюдь не смыслового характера несколько расширились. Агентство стало издавать различные бюллетени для внутренней советской прессы — республиканских и областных газет. Здесь требования к редакторам тоже несколько либерализировались… Наконец, в середине 60-х годов при издательстве АПН был создан советский аналог популярного американского журнала «Ридерс дайджест» «Спутник». В нем, в сокращенном виде, публиковались самые интересные и пропагандистско-емкие материалы из советской прессы, а также произведения лучших фотокорреспондентов. Журнал делал знаменитый теперь, а раньше просто замечательный и талантливый журналист, обаятельный человек, приобретший славу одного из самых популярных ведущих российского и американского телевидения, Владимир Познер. Главным редактором считался знаток американской и канадской прессы, бывший заведующий бюро АПН в Канаде и тоже выдающийся журналист Олег Феофанов. «Спутник» стал очень быстро самым многотиражным изданием АПН. Он распространялся за океаном и во всем остальном мире. Маленькую часть тиража на английском языке давали и в московские газетные киоски. К сожалению, долгие годы «Спутник» оставался только англоязычным, поскольку статьи из советской прессы дайджестировались в нем иногда весьма специфично, с расчетом на то, что можно знать иностранному читателю, который у себя дома видит свободную прессу, но ни в коем случае — советскому…

Так вот в 1962 году, когда «Спутник» еще не родился, мне и было поручено создавать в Швеции новый имидж АПН, хотя я был всего-навсего заместителем заведующего бюро. Дело в том, что заведующий бюро, назовем его NN, не относился к профессионалам журналистики. У него были, как можно было понять еще в нашей редакции в Москве, где его совсем не знали, несколько иные основные функции, данные ему ГРУ.