Вячеслав Лебедев - Фрунзе

Были прочитаны и остальные брошюры.

Но вот гимназический инспектор Бенько, который по должности отвечал за «благонравие» учащихся, каким-то образом проведал о существовании кружка.

Бенько нельзя было считать каким-то особенно злым или жестоким человеком — он был просто старательным чиновником. Чтобы уберечь себя от возможных неприятностей, он решил действовать.

«Если до высшего начальства дойдет, обязательно выгонят из инспекторов как ротозея», — в страхе думал Бенько.

Он даже заготовил было рапорт губернатору, но кто-то из его собственных детей, тоже учившихся в гимназии, оповестил об этом кружковцев. В тот же день, поздно вечером, когда Бенько возвращался из чиновничьего клуба, к нему подошли двое молодых людей. В одном из них, несмотря на поздний час, Бенько узнал Михаила Фрунзе.

— Не советуем вам посылать ваш рапорт по адресу… — спокойно и внушительно сказал Михаил.

На большой риск шел Фрунзе. Но Бенько взвесил все обстоятельства и принял совет. Рапорт не был послан по назначению.

Пролетела еще одна зима, последняя верненская зима. Подошли выпускные экзамены.

Выпускной экзамен сильно отличался от всех других гимназических экзаменов. Он и назывался по-особенному— «испытанием зрелости». Письменные темы этого экзамена присылались из Ташкента, из канцелярии окружного инспектора, в запечатанных конвертах. И распечатывать эти конверты должен был сам директор в торжественной тишине экзаменационного зала.

И русский язык и математику сдал Миша, как всегда, на «пять», и по устным и по письменным заданиям.

Дальше шли латынь и греческий. Экзаменовал Бенько.

По три человека в алфавитном порядке подходили гимназисты к покрытому зеленым сукном столу и тянули билеты.

Михаил стоял по алфавиту последним. Не очень весело было дожидаться ему своей очереди, но он уже привык к этому и был вполне спокоен.

На его долю достался перевод из Юлия Цезаря и из Горация с подробным разбором. Все это Михаил Фрунзе проделал без запинки.

Когда Бенько обмакнул в чернильницу перо взгляд его встретился со взглядом Михаила. Тот не моргнул. Бенько помедлил секунду И, поглядев на своих соседей-экзаменаторов, вздохнул И нарисовал В ведомости пятерку, но такую хилую, что она походила скорее на единицу.

По греческому языку Михаилу достались военные темы: из «Анабазиса», а также из «Киропедии» — о военном воспитании персидского царя Кира Младшего.

Поход горсточки греческих воинов через сожженную солнцем Малую Азию всегда волновал Михаила, когда он об этом читал.

«…Вот они движутся размеренным, почти нечеловеческим шагом, поблескивая тяжелыми раскаленными латами. Мерно колышутся над шлемами высокие копья. Отстающих не дожидаются. Отстал — погиб. Поэтому хоть из последних сил, а все-таки идут, шагают одетые медью воины. Но вот — «Таласса! Таласса!» — кричат измученные солдаты. Они увидели цель и конец своего пути — берег моря…»

Таков был отрывок, доставшийся Михаилу. Конечно, он вспомнил и о путешествии на Иссык-Куль…

— Таласса! Таласса! Ура! Созрели! — кричали с радостным смехом выпускники, выбегая на крыльцо после последнего экзамена и бросая в воздух фуражки.

Это было 2 июня 1904 года. Блестяще завершив курс, Фрунзе получил круглопятерочный аттестат с награждением золотой медалью.

Товарищи, окончившие вместе с Фрунзе гимназию, весело обсуждали, кто куда поедет, кто где будет продолжать образование.

— В Москву… В Питер… Харьков… Казань…

Только у Михаила не так уж весело было на сердце. Семья едва существовала на скудные гроши. На денежную поддержку матери рассчитывать не приходилось. Но Михаил твердо решил ехать в столицу. Как бы то ни было, аттестат зрелости был завоеван. Полученная Михаилом Фрунзе золотая медаль открывала ему доступ в лучшие высшие учебные заведения того времени.

Но не только жажда знаний влекла его в столицу. Он страстно мечтал увидеться с деятелями революции, услышать их боевые слова и действовать так, как учат они. А самой заветной мечтой Фрунзе было увидеть Ленина, чьи замечательные работы раскрыли ему глаза на окружающий мир.

И вот в августе 1904 года Фрунзе отправился в Петербург, отделенный тогда от Верного расстоянием более семи тысяч километров. Железная дорога Ташкент — Оренбург была еще не готова, она открылась только в следующем году. Нужно было ехать кружным путем, по так называемой Среднеазиатской дороге через Ашхабад и Красноводск и затем по Каспийскому морю. Это было интересное, богатое впечатлениями путешествие. Но вместе с тем и кошмаров всяких насмотрелись на этом пути Миша Фрунзе и его спутники — Саша Ромодин и Эраст Поярков.

Вот когда, видя пухнущую с голоду и «туземную» и русскую бедноту на станциях и на пристанях, на пароходных бескрышных палубах и в полускотских «телячьих» вагонах, неотразимо припирал Миша друга Эраста:

— Ну, как все это тебе нравится? Можно ли оставаться равнодушным, хладнокровным, прятаться в кабинетную тишь?

И не находилось у Эраста возражений!

ГЛАВА ВТОРАЯ

РЕВОЛЮЦИОННАЯ ЗАКАЛКА

1. ФРУНЗЕ — СТУДЕНТ

Петербург встретил Михаила Фрунзе туманом, хмурой погодой, но, несмотря на это, казался сказочным городом. Многоэтажные здания высились по обе стороны широкого Невского проспекта. По гладкой торцовой мостовой мчались, печатая копытами, холеные рысаки. У императорских дворцов, у памятников царям стояли на часах бородатые лейб-гренадеры в высоких меховых шапках.

Однако все это великолепие поблекло в глазах Михаила Фрунзе, как только он поехал туда, где расположена многотрубная заводская Выборгская сторона. Он направлялся к Политехническому институту, куда решил поступить на экономическое отделение. Политехнический институт был расположен в значительном отдалении от города, в местности, известной под названием Лесной.

Жалкие деревянные домишки, кабаки, пустыри проплывали перед окнами небольших вагончиков паровичка. Оборванные ребята копошились в мусоре и отбросах. Ветхие тряпки раскачивались на веревках. А над всем этим высились бесчисленные трубы, дымя густым, черным и бурым дымом.

Не без волнения переступили Михаил Фрунзе и его земляк Саша Ромодин порог Политехнического института.

Подошли к висевшему на стене списку принятых. Переглянулись: «Ого!»

В списке красовались громкие фамилии:

— «Князь Касаткин-Ростовский»…

— «Барон фон Гильдебрант»…