Алексей Козлов. Преданный разведчик - Александр Юльевич Бондаренко
…В известном советском фильме «Иван Васильевич меняет профессию» сказано: «Не может же он всё время врать?!»
Тот же самый вопрос стоѝт и перед нами – может или не может?
Вновь обращаемся к книге «Следующая остановка…» (надеемся, что она ещё впереди!):
«Вернувшись в Москву, я узнал, что в институте работают два представителя КГБ. Им отвели небольшой кабинет, и они незаметно входили и выходили через первый этаж, пока студенты находились наверху. Какое-то время я не понимал, чем они занимаются, но постепенно до меня дошло, что они подыскивают потенциальных кандидатов. А потом узнал, что человек, представляющий Первое главное управление[34], обратил внимание на меня. [Далее идёт рассказ о некоем Петре Григорьевиче, который [якобы] представлял в институте Управление «С», ведавшее нелегалами. – А.Б.] …и однажды в начале 1961 года тот пригласил меня в свой маленький кабинет для беседы. Когда он спросил, заинтересован ли я в работе в Управлении “С”, я ответил “да”. Он сказал, что меня вызовут на собеседование в так называемое Бюро пропусков на Кузнецком Мосту, неподалёку от главного здания КГБ на площади Дзержинского.
Там офицер в более высоком чине говорил со мной о моих академических успехах, моих планах, моём знании немецкого языка; недели через две мои знания проверяла миловидная женщина лет за пятьдесят… Я был зачислен в резерв Управления “С”, и с этого момента никакой другой отдел КГБ не имел права вести со мной переговоры»[35].
И что же это такое? Из какой области – ботаники или зоологии? Сиречь, что это, «развесистая клюква» или «бред сивой кобылы»?
Сопоставьте с интервью Алексея Михайловича – ну никакого сравнения!
Можно бы было разобрать этот рассказ «по косточкам», ибо здесь что ни слово произнесённое – всё ложь, точно по Экклезиасту! Но ограничимся самым последним утверждением, про «никакой другой отдел КГБ». Из этих слов автора можно понять, что списки людей, отобранных в так называемый «особый резерв», то есть будущих нелегальных разведчиков, рассылались по всем подразделениям Комитета со строгим указанием: этих людей не вербовать и вообще обходить десятой дорогой. То есть будущие нелегалы заранее становились известны по всему Комитету. Тихий ужас!
Ну да ладно, осуждать автора-фантазёра мы не будем – в конце концов, именно читателю нужно чего-то поинтереснее, где-то – «погорячее», да и объём книги иному автору нередко приходится «нагонять» за счёт придуманных подробностей и «несыгранных сцен». (Известно: краткость – сестра таланта, но тёща гонорара.)
Но настоящий-то ужас оказался в другом. Вот что написал в одной из своих книг Борис Николаевич Григорьев, в своё время друживший с Гордиевским. Да, они были коллегами, без малого двадцать лет проработали вместе, даже и почти что семьями дружили, так что всё это вполне нормально и не удивительно. А то, что Григорьев потом за эту дружбу пострадал – это другой вопрос, но сейчас, для начала, конкретная информация, от него полученная:
«Что греха таить, всем советским в Копенгагене было жутко интересно посмотреть на то, как выглядит порнография в живом виде. И мы ходили на знаменитую и включённую во все туристические справочники улицу Истедгаде и смотрели, стараясь соблюдать пристойный вид, чтобы где-то ни к месту не захихикать на русский манер, держать рот закрытым, а глаза – прищуренными. Скажу честно, это какое-то время щекотало нервы, но быстро надоедало. Во всяком случае, большинство, насытив любопытство, тут же теряло всякий интерес и относилось к подобной продукции без всякого ажиотажа.
Впрочем, мне известно одно исключение: мой бывший коллега Олег Антонович Гордиевский не утратил интереса к этой области “массовой культуры” к концу первой, да и, как мне рассказывали, второй командировки в Данию. Мне кажется, что интерес этот был вряд ли здоровый: в одном и том же нормальном человеке не может ужиться влечение к грубому с определённой деликатностью, интеллигентностью и достаточно высоким культурно-образовательным уровнем. Думается, в психике этого человека есть какой-то изъян, червоточина, возможно, послужившая причиной того поступка, который он потом совершил»[36].
Относительно этого поступка существуют различные варианты. По нашему мнению, в книге Д.П. Прохорова и О.И. Лемехова «Перебежчики. Заочно расстреляны» предлагается несколько упрощённый вариант: «Он посетил квартал “красных фонарей”, нарушив тем самым правила поведения советских граждан за границей. Будучи задержанным датской полицией, он не нашёл в себе силы противостоять шантажу и согласился на сотрудничество с ПЭТ (датская контрразведка)»[37].
С этим вариантом можно было бы согласиться: всем известно знаменитое «Руссо туристо. Облико морале!» – но при чём тут датская полиция? Разве именно она следила за тем самым «облико» советских граждан за рубежом? Да нет, на то были наши, советские товарищи, долженствовавшие «бдить» и «своевременно пресекать». Полиция в данном случае ничего поделать не могла: Григорьев же откровенно написал про улицу Истедгаде, «включённую во все туристические справочники», и, значит, ничьё пребывание на этом «объекте» не возбранялось, а потому туда, среди граждан прочих стран, невозбранно ходили и любопытные (или озабоченные) советские товарищи…
Борис Николаевич сказал про Гордиевского так: «Я знаю его нездоровый интерес к сексуальным проблемам, и спецслужбы прихватили его на компромате. Завербовав, отпустили “на вырост”, чтобы потом, когда он где-то появится, сделать к нему подход. Он-то надеялся, что все забудут»[38].
Григорьев нам рассказал, что во время той самой полугодовой стажировки Гордиевский возжелал съездить в Швецию – страну «свободной любви» и легендарных «шведских семей». Съездить туда из Дании было даже тогда совсем не сложно: сел на паром, и через несколько часов ты в Стокгольме. Если ты датский подданный или какой иной скандинав, то ничего, кроме паспорта, тебе не было нужно. Иностранец же должен был оформить соответствующее разрешение на въезд – советскому студенту для получения такого разрешения нужно было всего лишь обратиться к своему руководителю стажировки. Да вот незадача: как было объяснить профессору (или кто там числился в руководителях?) своё желание подружиться с какой-нибудь «шведской семьёй»?
Вот Гордиевский и решил рвануть «самоходом», надеясь, что проскочит. Однако на шведской земле незадачливого «секс-туриста» словно бы случайно тормознули шведские полицейские – определённо, по наводке своих датских коллег, которым его и передали. Ну а те, в свою очередь, передали его своим «старшим братьям», контрразведке СЭПО[39]. Хотя реально датских контрразведчиков он интересовал так же мало, как и тамошних полицейских. И тогда, в какой-то момент, «на сцене» появились представители старейшей контрразведки мира, британской MИ-5, которые, скорее всего, и являлись «режиссёрами» этого спектакля. Британцы ведь до сих пор не могут простить советской разведке «Кембриджскую пятёрку» (или сколько их там было ещё на самом деле), когда нашим чекистам удалось завербовать нескольких весьма перспективных английских студентов. Вот, очевидно, и решили они «бить врага его же оружием», ну, или взять успешный советский опыт на вооружение…
Конечно, Гордиевский ничего этого не знал – в смысле, кто именно с ним работал и для чего. Никаких вербовочных предложений и, тем более, «шпионских заданий» он, определённо, тогда не получал. Его просто «зацепили» на крючок – и стали смотреть и ждать, что будет дальше: «заглотит» он этот крючок или «сорвётся». Мог «сорваться», поступив именно так, как был обязан: доложить своему начальству о задержании его полицией. А если бы, тем более, к нему был сразу сделан «вербовочный подход», то из того мог получиться неплохой скандальчик для прессы: мол, подстроенная провокация против молодого советского дипломата.
Однако дипломатом Гордиевский после этого вряд ли бы стал – не исключено даже, что его вообще могли отчислить из МИМО прямо перед госэкзаменами, обеспечив «волчьим билетом», – и он это прекрасно понимал. Ну а поэтому он «благоразумно» промолчал, надеясь, что «эти самые датчане» его потом не найдут и всё постепенно забудется…
Хотя, с другой стороны, всякое бывало: как говорится, «за битого двух небитых дают», а «пуганая ворона и куста боится». Так что вполне возможно, что Олега бы пожурили, но, учитывая его родственные связи (его отец и брат работали
