Моя мама сошла с ума. Книга для взрослых, чьи родители вдруг стали детьми - Елена Ивановна Афанасьева
Но только когда мама стала стареть и сдавать, я будто прозрела – это же мама всегда тихо и незаметно со стороны доводила его так, что отец не выдерживал, взрывался.
Хлопал дверью. Уходил. Потом, конечно же, остыв, возвращался.
А пока не вернулся, мама звонила и рыдала:
– Он такое сказал! Такое сказал! Так обидел!
И только когда в самый страшный день, о котором я еще расскажу, экстренно вызванный психиатр произнесла слово «психоз», только тысячекратно выслушав на пустом месте про «обидел», «такое сказал», «такое сказала», «так обидела», я подумала: а что, если и в прежние годы, в те разы, когда мама рыдала в телефон, не отец ее обижал, а это была уже болезнь?..
В тот страшный день она слово в слово повторяла мне всё, что многократно говорила раньше, жалуясь на отца. Только теперь я точно видела – всё на пустом месте. В полном смысле этого слова – на пустом. Виновата единожды засевшая в памяти обида, оставшаяся в больном сознании навсегда? Или просто повреждения коры головного мозга…
Но это будет позже, в 2019-м. А тогда, в конце 90-х – начале 2000-х мама казалось совсем нормальной. Но с изменившимся характером. Сильно переживавшей переезд из Ростова в Москву и свой уход с работы. Не больше.
Наши родители живы, пока они кому-то нужны.
Первый раз мама сильно психологически сдала после выхода на пенсию. По ее словам, это отец резко принял решение о переезде в Москву, поближе к внукам, а она ехать не хотела.
Но и не сказала твердого «нет». А после переезда и выхода на пенсию замкнулась в своей ненужности.
– Стою на автобусной остановке. Рядом люди. И я смотрю на них и понимаю, какие они счастливые. Они едут на работу. Они кому-то нужны, – жалела себя мама, доехав в очередное утро к нам домой. Где ее ждали. Где она была нужна.
Но мне тогдашней некогда было маму жалеть – двое маленьких детей на руках, текст, который надо сдать в номер, заседание в Думе, на которое мне, парламентскому корреспонденту, надо успеть, чтобы этот текст написать, грудное молоко, которое нужно успеть сцедить, чтобы оставить для сына на часы моего отсутствия и чтобы не сочилось на кофту во время интервью…
Себя я не оправдываю. Но в то время мне самой нужно было выжить. И растить детей. Отдавать всю энергию в пропасть маминого отчаяния позволить себе я не могла. И питать ее своей энергией не могла тоже. Мои силы были нужнее детям. И, отчаявшись вернуть позитивные, нормальные отношения, какие были у нас когда-то, я просто замкнулась… Мама на порог, я за дверь…
А маме все время не хватало признания.
Но работать в Москве она почему-то не захотела. Категорически. Когда предложили хорошую, престижную работу, близкую к ее профилю, отказалась. Уговоры насчет того, что она может пойти хотя бы на полставки и по очереди мы с ней сможем справиться с детьми, не помогали.
Нет, и всё!
Будто закрылась в своей обиде на весь мир.
Или чувствовала первые звоночки болезни? Понимала, что мозг ее больше не работает, как прежде, но стыдилась этого и скрывала? И, боясь не справиться, делала вид, что просто не хочет выходить на работу? Врачи говорят, что отказ от выполнения каких-то сложных дел и заданий, которые прежде выполнялись легко, может быть признаком начала болезни. Но это я узнала только теперь.
– Мамуль, тебя все равно отправили бы на пенсию, даже если бы вы не переехали в Москву. Не в тот год, так через год или через пять…
Поджимала губы. И снова вспоминала, как ее все ценили и до сих пор ценят: на каждый день рождения, на каждый праздник звонят… Между слов считывалось: не то что вы!
Потом уже, перевозя родителей с квартиры на квартиру и разбирая огромные залежи их вещей – синдром Плюшкина – один из признаков болезни – начал прогрессировать примерно в то же самое время, – нашла блокнот, в который мама записывала всех, кто звонил ее поздравить. С днем рождения, с годовщиной свадьбы, с Новым годом. Полный список. Аккуратным маминым почерком отличницы. По номерам – с первого по 78 или 79. Поздравляющих всегда было много. А телефон для поколения родителей остался главной формой связи, на интернет-общение они так и не перешли.
Не хватало признания…
Не хватало от мира благодарности. Даже угощения для внуков она приносила не сразу пакетами, а каждый день понемногу – по несколько конфет, яблок или груш из еще сохранившегося в ту пору ростовского сада. Чтобы благодарность получать не один раз за всё, а каждый день, каждый день…
Она открывала своим ключом нашу дверь – и вместо доброй, любимой, ласковой и помогающей мамы входила волна тяжелой, давящей энергии. Даже если она ничего и не говорила. Молчать мама умела так, что рядом находиться было просто невозможно.
– Я ничего не сказала! – подчеркивала свое якобы невмешательство в мою жизнь и жизнь моей семьи мама.
Но и без слов мало не казалось.
– Твоя мама же «ничего не говорит», – шутила моя подруга, несколько раз наблюдавшая подобную картину.
Через несколько лет в своем романе «Колодец в небо» я отдала свои разговоры, свои тогдашние отношения с мамой одной из героинь. Предварительно отредактировав и убрав всё самое болезненное и острое.
*фрагмент_романа
Опять у вас постель не заправлена! – восклицала Инна Сергеевна, по утрам врываясь в их с Вадимом спальню. – Каким может вырасти ребенок, который целый день видит незаправленную постель!
– Кто готовит такой густой суп, который проглотить невозможно! Не суп, а кошмар!
– Зачем ты купила яблоки в магазине?! Они там все химические! На рынке дешевле и лучше! Конечно, твой великий политтехнолог не может снизойти до того, чтобы съездить не рынок!
– Что за дикое стремление лететь на Новый год в Индию! Разве можно ехать зимой в другой климатический пояс! Сами, со своим, с позволения сказать, мужем летите куда хотите, если бешеные деньги карманы жгут, но девочка останется со мной! Она не сможет акклиматизироваться, половину четверти проболеет потом!
– Как можно было отправить ребенка в школу без пальто!!!
– Зачем ты ее в теплую куртку укутала, девочка вся вспотела, насморк обеспечен!
– Как ты с Иннулечкой разговариваешь! Разве я могла позволить себе разговаривать с тобой так в твоем детстве!..
И как финал любых разборок:
– Что бы ты делала без
