Николай Крылов - Сталинградский рубеж

57-й армией командовал генерал-майор Ф. И. Толбухин, 64-й генерал-майор М. С. Шумилов, а начальником штаба у него только что стал полковник И. А. Ласкин. Тот самый Ласкин, который командовал под Севастополем доблестной 172-й дивизией. Вот где довелось нам стать соседями!.. Значит, успел уже Иван Андреевич подлечить свои севастопольские раны.

Зная Ласкина как командира отлично подготовленного в оперативном отношении и творчески мыслящего, я порадовался за него от души. То, что Ивана Андреевича назначили при повышении именно на штабную должность, вполне соответствовало его задаткам. (Кстати, товарищи, не воевавшие под Сталинградом, но знакомые с архивами, как-то пытались меня уверить, будто И. А. Ласкин недолгое время возглавлял и штаб 62-й армии. Оказывается, есть документ, где это черным по белому написано. Однако на самом деле этого не было. Видимо, тут налицо один из тех случаев, когда назначения столь быстро пересматривались и изменялись, что только в бумагах и оставался след.)

Воевал под Сталинградом, на дальних подступах к нему, со стороны калмыцких степей, и еще один севастопольский комдив - генерал-майор Т. К. Коломиец, бывший командир Чапаевской дивизии. Он в это время исполнял обязанности командующего 51-й армией, находившейся на левом фланге Юго-Восточного фронта.

В наш, Сталинградский фронт, растянувшийся до верховьев Дона, входили кроме 62-й еще четыре армии: 4-я танковая генерал-майора В. Д. Крюченкина наш правый сосед, 1-я гвардейская (ею командовал после расформирования 1-й танковой генерал-майор К. С. Москаленко), 21-я генерал-майора А. И. Данилова и 63-я генерал-лейтенанта В. И. Кузнецова.

Состава этих армий, кроме 4-й танковой, с которой 62-я непосредственно взаимодействовала, я тогда знать не мог. Следовало, однако, полагать, что некомплект людей и вооружения - не в одной нашей (и это соответствовало действительности). А 4-я танковая фактически была общевойсковой, и притом малочисленной. Командарм Лопатин, помню, отозвался о ней так:

- Полагается правому из соседей болеть за то, чтобы не оторвался левый. А у нас больное место - правый сосед. Крюченкин много людей потерял в самом начале, когда надо было спасать положение за Доном, и чуть ли не все свои танки. Нам приказали занять часть его позиций на левом берегу, приказали отдать танковую бригаду. Кое-что ему подкинули из фронтового резерва. Но боюсь, что всего этого мало. А противник сейчас на него и жмет...

Уже потом мне стало известно: к 15 августа 4-я танковая армия на пятьдесят километров фронта имела всего 259 орудий и минометов. Да и на эти стволы боеприпасов было недостаточно. В последующие дни нашему правому соседу добавили артиллерии, и не только артиллерии, но это уже в ходе тяжелых боев, которые завязались при большом перевесе противника в силах и весьма неблагоприятно изменили положение.

Мне трудно судить, могло ли командование фронта раньше и в большей мере усилить армию В. Д. Крюченкина. Как бы там ни было, врагу, возобновившему атаки в малой донской излучине, удалось нанести тут удар по довольно слабому месту нашей обороны. Плацдарм, который удерживала 4-я танковая на западном берегу, был потерян. Вслед за тем гитлеровцы зацепились за восточный берег у Нижне-Акатова и Нижне-Герасимова - в полосе правого соседа, но уже в непосредственной близости от стыка с нами.

А наш правый фланг, как я сам убедился, тоже был несилен: в трех полках 98-й дивизии И. Ф. Баринова, оборонявшейся здесь, было меньше двух тысяч штыков. Дивизия удерживала примерно 12-километровую полосу донского берега. Теперь же еще возрастала опасность появления врага на фланге, со стороны правого соседа: было известно, что отбросить немцев за Дон там не удается.

Севернее на поддержку 4-й танковой были введены в бой только что прибывшие соединения 1-й гвардейской армии. Мы помогали соседу сперва главным образом артиллерией. Но боевые распоряжения, поступавшие от заместителя командующего фронтом генерал-лейтенанта В. Н. Гордона, находившегося в расположении 4-й танковой, требовали быть готовыми к нанесению противнику контрудара, причем - с форсированием Дона и захватом плацдарма на западном берегу.

Такая задача, должен признаться, несколько удивила меня. Ведь расчет был прежде всего на дивизию Баринова, а что она собой представляла, я уже сказал.

Подкрепления, правда, прибывали. Армия получала новые противотанковые артиллерийские полки, а также гвардейские минометные. Передавались ей и танковые бригады из проходивших переформирование, но некоторые, как выяснялось, еще ждали и технику, и людей. А главное - мало было у нас на правом фланге пехоты. Перебрасывать сюда стрелковые части с других участков командование фронта не разрешало. Тогда я впервые за год войны встретился с таким положением, когда не в армии, а выше определялось, где стоять каждому полку. Потом это и под Сталинградом изжило себя.

Сказанное не означает, что в центре или на левом фланге армейской полосы сил было в избытке, 131-я стрелковая дивизия полковника М. А. Песочина или 399-я стрелковая дивизия полковника Н. Г. Травникова имели примерно такой же некомплект людей, как и дивизия Баринова, но у них это не ощущалось столь остро - враг пока не нажимал так, как на правом фланге.

Помимо правого края привлекал внимание противника район Калача-на-Дону, удобный для переправы по рельефу местности и расположению дорог. Именно там действовала, когда наши войска сражались на западном берегу, главная, мостовая армейская переправа (у Калача еще совсем недавно располагался и армейский КП). Деревянный мост сохранялся и даже ремонтировался, пока оставалась надежда, что он может пригодиться какой-нибудь из окруженных за Доном частей.

Теперь этот мост был взорван. Оборону здесь держала 20-я мотострелковая бригада с приданным ей артиллерийско-пулеметным батальоном укрепрайона. Сформированная тем же летом, бригада уже побывала в тяжелых боях в составе 1-й танковой армии, в которых потеряла и своего первого командира подполковника Сидорова. Заменил его полковник П. С. Ильин, в прошлом политработник, переведенный на командную должность в соответствии с проявленными склонностями.

Людей и у Ильина не хватало: тысяча восемьсот человек на пятикилометровый участок фронта, включавший город Калач. И огневые средства бригада имела скромные. Однако организация обороны оставляла тут впечатление большой надежности. Все было хорошо продумано: бойцы зарылись в землю, научились укрываться при каждодневных бомбежках и артобстреле с возвышенного западного берега. Ни днем, ни ночью не подпускали они гитлеровцев к реке, к взорванному мосту.

В войсках у Дона находились в те дни многие, командиры из управления 62-й армии, и я знакомился тут с теми, кого не застал в Карповке. На огневых позициях, выбранных для прибывавшего артиллерийского полка, мне представился невысокий генерал-майор с живым, очень моложавым лицом - заместитель начальника артиллерии армии Николай Митрофанович Пожарский. Вскоре я узнал его как опытнейшего и талантливого артиллериста, великолепного организатора и обаятельного человека. А в одной из дивизий я встретился с начальником политотдела армии бригадным комиссаром Иваном Васильевичем Васильевым. Между нами как-то сразу установилось большое взаимопонимание. Общительный и наблюдательный, начальник политотдела всегда имел что рассказать интересного и полезного. Мы с ним стали добрыми товарищами.