Владимир Осипенко - Привилегия десанта

Когда всё-таки тронулись, и поезд на стыках потихоньку растряс пассажиров, я буром двинулся по вагону, утрамбовывая на верхних полках чужие чемоданы и рассовывая своё добро. «Аудру», если бы пролезла, с удовольствием выкинул бы в окно. В конце концов, удалось её пристроить практически в тамбуре.

— Украдут, — взмолилась жена.

— И чёрт с ним…

— Жалко, новый, — она его уже любила больше, чем меня.

В каждом отсеке ехало человек по семнадцать-двадцать. Сидели так плотно, что когда кто-то вставал, двое рядом вздыхали и всё! Места нет. Проехал с полчаса стоя, наслаждаясь духотой, ароматом стандартной дорожной снеди, потных тел и запахом носков счастливцев, взгромоздившихся на верхние полки. Эдуард Ромуальдович отдыхает. Потом забрал жену и пошёл в вагон-ресторан. Господи, как там хорошо! Не жарко, пахнет вкусно, можно сесть. Есть не хотелось, но мы часа три мучили какой-то салат с сухим вином, потом упивались холодным чаем. Уходить не хотелось, но, увы! Напирали голодные пассажиры, а официанты уже три раза спросили, будем ли мы ещё что-то заказывать.

Забыл сказать, что в тот раз я сделал ещё одну ошибку — я ехал в форме. Проходя к выходу, услышал в спину чей-то смешок и резанувшее ухо словосочетание — «петух гамбургский». Поворачиваюсь и ловлю взгляд одного парня в шумной компании из шести человек, сидевших через один столик от нас. Сказав жене «догоню», возвращаюсь к шутнику. Удачно получилось, что он один из компании бел нестрижен. Беру его рукой за загривок и проворачиваю пятерню и подтягиваю к себе.

— Ты что-то сказал? — шепчу на ухо.

— Не, я ничего, — склонив голову на плечо и оторвавшись от сидушки, отвечает парень.

— Может кто-то из вас? — обращаюсь ко всей честной компании, не отпуская, впрочем, патлатого.

— Это не мы…

— Что «это»?

— Так ничего…

— Тогда, ладно, — я отпустил пятерню и, выходя из ресторана, долго стряхивал с ладони прилипшие выдранные с корнем волосы.

— Что ты пристал к ним? — запричитала жена.

— Шагай за мной, — я не был склонен к пространным объяснениям. Адреналин ударил в голову, и сердце билось в учащённом ритме, организм на боевом взводе. К нашему немалому удивлению в одном кубрике общего вагона оказались свободными два места.

— Здесь занято, — вякнул кто-то с верхней полки.

— Появится — разберёмся, — бросил я, и мы, более-менее, комфортно разместились.

Но не надолго. Появилась знакомая до боли компания и с удивлением обнаружила, что их места заняты. Двое встали на выходах из кубрика, облокотившись локтями на верхние полки, двое потеснили попутчиков и сумели сесть, а один завёл разговор с лежащей над нами женщиной на предмет, не примет ли она его на жительство к себе на полку. При этом он нависал над сидящими внизу и топтался по их ногам. Первая не выдержала моя жена и сделала замечание. Он бросил в ответ что-то легковесное и продолжил подлизываться к тёте, которую почему-то называл тёщей. Пришлось подняться.

— Не будете, сударь, столь любезны…, - начал я, но закончить фразу не успел.

— Как тесен мир, — сказал парень, — я сейчас.

И удалился. Взгляды оставшихся членов команды доброжелательными назвать можно было с очень большой натяжкой. Я приблизительно представлял себе вторую часть марлезонского балета и мучительно соображал, как, не нервируя жену, без лишнего театра и пафоса снять китель. Рубашки у меня есть, а китель один и мне его ещё два года носить, надо бы поберечь. За остальное я был спокоен, как питон, недавно проглотивший антилопу. Сколько их там в тамбур со мной выйдет, ну, двое, максимум трое, больше не развернуться. Ну, может, если очень ловкие, достанут пару раз, есть из-за чего беспокоиться!

Однако я не угадал. Парень нахально раздвинул пассажиров, сидящих напротив, локтем сгрёб в сторону чужую снедь на столе и стал выставлять свою. Особо нахваливая грибы, которые купил на полустанке, называя их мало аппетитным словом «гробы». Потом водрузил бутылку, из которой хорошо плеснул в два стакана.

— Товарищ лейтенант, хочу выпить с вами, не откажите.

Как ни крути, это выглядело гораздо привлекательней, чем тупое приглашение выйти, переброситься парой слов в тамбур. Ещё не окончательно осознав, что драки не будет, я встал и снял, наконец, китель. Отдал его жене, вздохнул свободно и ответил:

— А чего ж с хорошим человеком не выпить!

Мы выпили, повторили, а потом вышли в тамбур и, действительно, поговорили. Компания оказалась курсантами Вильнюсского училища МВД. Неплохие ребята, они извинились за неудачно обронённое слово их случайным знакомым. Потом в Вильнюсе помогли мне найти и дотаранить до автовокзала мои пожитки, в том числе и пресловутый пылесос. Иначе бы я его точно оставил, как трофей, проводнику.

Дома меня ожидало два открытия. Первое, не самое приятное, такие же пылесосы, они, кстати, производились в Литве, свободно продаются у нас в Алитусе в любом хозяйственном магазине. Угадайте с одного раза, с каким животным я сравнивал себя и что по этому поводу сказал жене. Второе, получше, это то, что в комплект пылесоса входит распылитель. А мне как раз срочно потребовалось в роте покрасить потолок в закреплённой за взводом бытовой комнате. Когда я заикнулся об этом жене, она разразилась длинной тирадой на тему, как не стыдно, единственная вещь, мы сами ещё не пользовались и т. д. и т. п. В общем, я, втихаря, на следующий день взял пылесос и сделал, что задумал. Домой его отнёс боец и молчок.

Сидим вечером на кухне с соседями, кушаем жаренную картошку и запиваем «Шалтинелисом», такая местная шипучка типа шампанское, но по рубль четыре. А соседями у нас была милая семья, состоящая из мамы с сыном. Сын был не намного младше нас, поэтому все дружно называли его «младшеньким», а соседку Мам-Валей. Все мои однокашники завидовали и говорили, что мне повезло с соседкой, на что Валентина Никифоровна неизменно отвечала, что ей повезло с лейтенантом. Короче жили так, как дай Бог всем жить с соседями.

Что Витю-младшенького дёрнуло за язык, не знаю, но стал он взахлёб рассказывать про солдата-разведчика, оказавшимся докой в радиоделе и здорово ему подсказавшему по какой-то радиофигне.

— А где ты его видел, — без задней мысли спрашивает Мам-Валя.

— Так он пылесос приносил, — с не меньшей непосредственностью отвечает Витя. Вечер перестал быть томным. Марина молча кладёт вилку, встаёт и уходит в комнату, из которой через некоторое время раздаётся её призывный клич:

— Володя!!!

Захожу в комнату. Там разложен пылесос, на котором местами предательски белеет краска от потолка. Ахи, охи, как мог, да это мой любимый и несравненный, ни у кого такого нет, пылесос. Короче, Родину я ещё не предал, но уже что-то близкое к этому совершил.