Цареубийство 11 марта 1801 года - Николай Александрович Саблуков
Первый консул соединил в своих руках всю власть конвента и комитета общественного спасения — абсолютнейшую диктатуру; он глубоко презирал все виды бессильной выборной администрации; он желал создать центральное и сильное правительство; но для этого необходимо было молчаливое послушание, престиж, незыблемо утверждённый в загипнотизированных блеском военных успехов консула умах; страх его перед печатью поэтому был столь велик, что он повсюду её или преследовал, или обращал в послушное орудие своей мысли; первый консул следил за газетами всей Европы и всюду накладывал намордники на журналистов; лишь печать Англии была недоступна для него, и он глубоко чувствовал удары английских памфлетов.
Национальная победа Франции-республики, которой она была одолжена гению Наполеона, восстановляла старый её авторитет. Мысль была такая: «Республика при консуле должна восстановить, силою победы, то же международное положение Франции, какое занимала монархия Людовика XIV».
Консул республики явился носителем исторических традиций абсолютной монархии. Слова Павла «если не по имени, то по существу» у Франции есть уже Бурбон со всеми традициями Бурбонов показывают глубину политического смысла этого «умалишённого»! Как наследник политических традиций Короля-Солнца, первый консул республики, «по имени», сталкивается и со старой соперницей великого Бурбона, — Англия двадцать лет боролась с Людовиком XIV, с целью ослабить его могущество в Европе. И Бонапарт отлично понимал, что Англия его единственный враг, которого ему должно сломить; и чтобы уязвить её в чувствительнейшее место, Бонапарт мечтал о морском могуществе и стремился с величайшей энергией к этой цели. Три года, предшествовавшие империи, были наполнены стараниями создать флот; Бонапарт составляет планы, обсуждает движения эскадр, диктует приказы адмиралам; в то же время он мечтает о грандиозной колониальной системе; миссия полковника Себастиани в Египет и Сирию показывает, что Бонапарт стремится к колонизации берегов Нила с целью проникновения затем в Индию; консул страстно защищает в то время принцип свободы морей и независимости флотов; самая континентальная система, хотя и ложная по её неосуществимости, всецело была направлена против английской промышленности.
Люневильский трактат нанёс роковой удар политической системе Питта, гений которого создал чудесные и странные политические комбинации, едва ли ещё находимые в новейшей истории: во время кампании 1799 г. русские шли в союзе с турками, неаполитанцы с немцами; Чёрное море было открыто флоту русского царя; 6000 турок высадились в Италии, чтобы возвратить святейшему отцу папе его государства, которых его лишили французы, древние сыны церкви; Суворов сражался за сардинского короля. Эта коалиция была создана из столь различных элементов, что в феврале 1801 г. от неё ничего не осталось, и, во всяком случае, если эта коалиция казалась бредом наяву, то этот бред выносила голова Питта, и он преподнесён был Павлу лордом Уитвордом. В феврале 1801 года носителем идей Павла явился Наполеон. Он восстановлял традиции Бурбонов, предложил папе огромное содержание, задумывал уже восстановление католического культа во Франции, а главное, великолепной администрации попов — дивного орудия в руках искусного правителя! Таким образом, меняя первого министра Питта на первого консула Бонапарта, гроссмейстер Мальтийского ордена менял действительно только «имя», а не «сущность». Если Павел, как гроссмейстер, думал стоять во главе дворянства всей Европы, то и Наполеон уже понимал, что без чинов, орденов, вельмож и пэров сильная власть обойтись не может.
Союз Павла и Наполеона, России и Франции, и северная лига флотов нейтральных держав представляли грозную опасность для Англии, которой следовало особенно бодрствовать в Египте, где экспедиция Наполеона и французская колония, осенённая трёхцветным знаменем, была этапом дальнейших выступлений в Индии, бодрствовать и в Балтийском море, потому что именно там, под высокой рукою российского самодержца, состоялся вооружённый северный нейтралитет, столь угрожавший морским правам Англии. И как, вступив в коалицию 1799 г., Павел наложил секвестр на испанские корабли, так теперь закрыты были русские порты для английских торговых судов, а на товары английских купцов России наложено эмбарго. Громадное значение для Англии имело расширение России на Кавказе. 18 января 1801 года совершилось добровольное присоединение к России Грузии. А 12 января 1801 года Павел, желая «атаковать англичан там, где удар им может быть чувствительнее и где меньше ожидают», дал приказание атаману войска Донского Орлову идти с донскими казаками в поход на Индию. «Имеете вы, — писал Павел, — идти и завоевать Индию!» Казаки 18 марта 1801 года переправились через Волгу и получили известие о кончине императора.
Тут мы подходим к весьма важному пункту. Поход на Индию — вернее, демонстрация с целью дать чувствительный удар Англии — всегда выставляется как яркое доказательство сумасшествия Павла. Однако это далеко не так. Когда разразилась революция, европейские кабинеты усмотрели в волнениях, терзавших Францию, могущественное средство ослабления дома Бурбонов. Это была наследственная традиционная ненависть. Особенно британский кабинет ревниво следил за внешней политикой Людовика XVI, при котором морское дело стояло весьма высоко и белое знамя Бурбонов веяло на всех морях. Англии были известны широкие планы Людовика XVI относительно Индии, Египта и колонизации Средиземного моря. Но планы эти развивались преемственно. Ещё в 1672 г. был представлен Людовику XIV на латинском языке знаменитым Лейбницем проект оккупации Египта. Гибель монархии Бурбонов полагала, по-видимому, конец этим проектам. Морское и коммерческое первенство и могущество Англии в эпоху революции быстро возросло, и британский кабинет, направляемый гением Уильяма Питта, получил повсюду преимущество. Но революция привела к директории, развила патриотизм французов, выдвинула Бонапарта. Война стала стихией Франции. И лорд Мальмесбюри пишет своему правительству, что директория должна вести постоянную войну, потому что иначе ей некуда пристроить 400 000 войска и 3 или 4 тысячи генералов и офицеров, кипящих отвагой. После Маренго и Люневильского мира Англия внезапно видит возрождение традиций Бурбонов в лице первого консула Бонапарта. Более того, после успехов в Египте Бонапарт замышляет поход на Индию. Опять-таки в этом он идёт по следам Бурбонов.
Вопрос о французском преобладании в Индии, как он стоял при Людовиках XV и XVI, выяснен в книге Эмиля Барбэ «Le nabab Rene Madec», содержащей дипломатическую историю проектов Франции относительно Бенгала и Пенджаба с 1772 по 1808 г., на основании документов архива Пондишери и других. В этом замечательном исследовании приведены многочисленные проекты, представленные версальскому кабинету, относительно атаки Англии в Бенгал и официальные планы восстановления французского могущества на Востоке. Автор затем выясняет прямую связь этих старых проектов с замыслами Наполеона Бонапарта и, в частности, с миссией генерала Гарданна в Персию (1807—1808 гг.), составлявшей часть проекта Наполеона потрясти английское влияние в Индии через соответственные выступления в Турции, Персии и Дели. Этими попытками
