Ишмаэль Бих - Завтра я иду убивать. Воспоминания мальчика-солдата
По дороге бандиты много чего говорили. По-моему, они нам угрожали, но я был не в состоянии разобрать слов. Я шел как во сне и ни о чем не мог думать. Только одна мысль занимала мое сознание: пришел мой час, сейчас я погибну.
На подступах к деревне двое боевиков побежали вперед. «С нами остался всего один, а нас шестеро», – подумал я. Но у него был полуавтоматический пулемет, а поясом ему служил широкий патронташ. Оставшийся с нами конвоир выстроил нас в два ряда по три человека и велел заложить руки за голову, а потом наставил на нас дуло пулемета и через некоторое время крикнул: «Если хоть один сделает резкое движение, я убью всех. Старайтесь даже не дышать, а то это будет ваш последний вздох». Он засмеялся, и его смех гулким эхом отозвался в лесу. Мне оставалось только молиться о том, чтобы никто из ребят не спугнул его и не пытался даже почесаться. Затылок у меня взмок: я ожидал выстрела в любую минуту.
Когда мы пришли в деревню, выяснилось, что те двое собрали всех, кто оставался в поселении. Нас встречали человек пятнадцать, в основном юные мальчишки, но были и девчонки. Пришли и несколько взрослых. Нас выстроили перед всеми ними во дворе дома на окраине. Сразу за оградой начинались джунгли. Темнело, и чтобы всех было хорошо видно, вооруженные люди поставили большие фонари на ступы, в которых обычно толкли рис.
Так мы стояли под прицелом автоматов, но тут послышался скрип досок деревянного мостика, который вел к главным воротам деревни. Через него в это время переходил старик, недавно бежавший из Маттру Джонга. Самый молодой из повстанцев отправился к мостику и привел этого человека. Мужчине было около шестидесяти, но он казался совсем немощным. Лицо испещрили морщины, оно осунулось от голода и постоянного страха. Кто-то из бандитов толкнул его на землю, а потом направил на него дуло автомата и заставил подняться. Старику это удалось, хоть и с трудом. Колени у него дрожали. Повстанцы смеялись и заставили нас смеяться. Что нам оставалось делать, когда нам угрожал расстрел? Я громко хохотал, хотя в душе плакал. Я попытался напрячь руки и ноги, чтобы унять дрожь, но от этого они стали трястись еще сильнее. Так мы и стояли под прицелом и смотрели, как допрашивают пожилого человека.
– Почему ты покинул Маттру Джонг? – спросил один из боевиков, рассматривая штык и измеряя его размер пальцами. Затем он приставил лезвие к шее старика. – Идеальная длина, – прокомментировал он, проводя им в миллиметрах от шеи. – Ну, так что? Ты будешь отвечать на мой вопрос?
При этом на лбу у бандита вздулись вены, свирепые глаза налились кровью. Старик стоял ни жив ни мертв, судорожно моргая. До того, как началась война, никто и представить себе не мог, что юноша может так грубо говорить с пожилым человеком. Нас вырастили в традиции, в которой проявление неуважения к старейшинам собственной семьи и всего селения было немыслимым.
– Я искал своих родных. – Старику удалось взять себя в руки и отдышаться, хотя голос у него был испуганный.
Парень с автоматом, стоявший в сторонке и куривший, прислонившись к дереву, внезапно выпрямился, подошел ближе и направил ствол старику в пах.
– Ты сбежал из Маттру Джонга, потому что ты нас не любишь. – Тут он приставил дуло ко лбу жертвы и продолжал. – Ты сбежал, потому что тебе не нравится то, как мы боремся за свободу. Так?
Старик закрыл глаза и горько зарыдал.
«Что же это за освободительное движение, – думал я. – Кому они хотят дать волю и каким образом?» У меня осталась только одна свобода – свобода мысли. И я прибегнул к ней, потому что этого никто не мог видеть. Пока длился допрос, один из бандитов размалевал стены всех домов в деревне, написав на них уродливыми буквами «ОРФ». Вряд ли он вообще был знаком с алфавитом. Похоже, он знал только эти буквы. Покончив с этим занятием, он тоже подошел к пожилому мужчине и приставил к его виску автомат.
– Хочешь что-то сказать напоследок? – Старик к тому времени уже не мог говорить. Губы его зашевелились, но никаких звуков мы не услышали. Мучитель нажал курок, сверкнула вспышка. Я отвел глаза. Колени у меня подкашивались, сердце бешено колотилось. Когда я снова взглянул на старика, он потешно крутился на одном месте, как собака, пытающаяся поймать муху, севшую на хвост. При этом он кричал: «Моя голова, мои мозги!» Вокруг все смеялись. Потом он остановился, медленно поднял руки к лицу – так делают люди, боящиеся взглянуть на себя в зеркало. «Я все вижу? Все слышу?» – выкрикнул он и упал без чувств. Оказывается, выстрел не попал в голову – его специально направили чуть в сторону, но он прогремел в непосредственной близости от виска несчастного. Его реакция очень позабавила мучителей.
Потом боевики повернулись к нам и заявили, что из тех, кто находится здесь, в этом дворе, они будут выбирать рекрутов для повстанческой армии. Именно за этим, как они сказали, их патруль и был послан в деревню. Всем, мужчинам, женщинам и даже детям младше меня, приказали выстроиться в шеренгу. Повстанцы проходили вдоль ряда и внимательно смотрели каждому в глаза. Сначала велели шагнуть вперед Халилу, потом мне, потом отобрали еще нескольких человек. Мы должны были сформировать новый строй, встав напротив первого и лицом к тем, кто там остался. Джуниора почему-то забраковали. Я, будущий боевик, смотрел на него с небольшого расстояния, но теперь мне казалось, что нас разделяет пропасть, а наша связь стремительно истончается и рвется. Он опустил голову, чтобы не глядеть мне в глаза. К счастью, боевики почему-то решили начать процедуру отбора заново. Один из них заявил, что все, оказавшиеся в новом строю, трясутся, как девчонки, а слабаки освободительному движению не нужны.
– Нам нужны сильные, стойкие ребята, а не эти слюнтяи, – сказал он, и нас пинками отправили обратно в первую шеренгу. Джуниор вновь оказался рядом со мной и мягко толкнул меня в бок. Я взглянул на брата снизу вверх, а он кивнул и погладил меня по голове.
– Стойте прямо, сейчас произведем окончательный отбор, – гаркнул один из вооруженных людей. Джуниор перестал гладить меня по голове. На этот раз его взяли, а меня нет. Те, кто оказался не нужен боевикам, были препровождены к реке. За нами следовали новые рекруты.
Указав на нас, повстанцы объявили: «Сейчас вы, новобранцы, пройдете посвящение в солдаты. Вам предстоит расстрелять этих людей. Вы увидите их кровь, и это укрепит ваш боевой дух. Не бойтесь, вы их больше никогда не встретите, если только не верите в загробную жизнь». Тут говоривший ударил себя кулаком в грудь и захохотал.
Я покосился на Джуниора. Его веки покраснели, он едва сдерживал слезы. Кулаки его были сжаты, руки тряслись. Я тихо заплакал и вдруг почувствовал головокружение. Один из новобранцев склонился к земле – его рвало. Боевики толкнули его вперед, к приговоренным к смерти. Он упал, и его ударили по лицу прикладом. Со лба его потекли струйки крови.
