Эми Ньюмарк - Куриный бульон для души. Сердце уже знает. 101 история о правильных решениях

Я очень хорошо помню день, когда впервые в жизни сказала «нет». Я сидела в офисе. Вызовы по скайпу шли один за другим, как и деловые встречи. Я работала как заведенная. Зазвонил мой личный телефон. Взглянув на экран, я увидела, что это моя давняя подруга. Я ответила и целых пятнадцать минут мы проговорили ни о чем. Я чувствовала, что она хочет меня о чем-то попросить. Наконец, подруга дошла до главного:

– Послушай, а ты не знаешь, кто мне может помочь с одной проблемой? Или ты сама сможешь помочь?

Я догадывалась, о какой проблеме пойдет речь, и на секунду помедлила с ответом. На мгновение почувствовала, что возвращается мое старое «я», которое хочет всем помогать и со всеми ладить. Но, осознав, что ее просьба сильно отвлечет меня от более важных задач, я сделала глубокий вдох:

– Извини, но нет. У меня много дел, надо заниматься детьми и работой.

После этого я неожиданно ощутила необыкновенный подъем и прилив энергии. Меня совершенно не волновало, что подруга расстроится. Я знала, что мне надо охранять свое личное время – для детей и для того, чтобы у меня хватило сил жить в таком темпе еще несколько лет.

Если честно, это был самый лучший телефонный разговор в моей жизни. С тех пор я поставила для себя четкие границы: тут я участвую, а тут – извините, но нет.

Теперь я всегда ставлю во главу угла себя и детей. Все как в инструкции по безопасности в самолете: «Наденьте кислородную маску сначала на себя, а потом на своего ребенка». Потому что нельзя дать того, чего у тебя самой нет.

Лорен Слокум Лахав

Как я рассталась с Чарли

Ты никогда не изменишь свою жизнь, пока не изменишь свои ежедневные привычки.

Наконец-то я развелась с Чарли! Позвольте объяснить подробнее. Последние двадцать пять лет я провела в отношениях, в которых «моя вторая половина» подавляла меня и манипулировала. Когда я говорю «вторая половина», я имею в виду сто двадцать килограммов лишнего веса, которые как будто ожили и превратились в отдельного человека. Я назвала этого воображаемого человека Чарли.

Вначале он был достаточно позитивным персонажем, и мы весело проводили время. Ели и пили, постепенно ослабляя ремень на штанах, чтобы можно было побольше выпить и съесть. Философия Чарли была простой, как три рубля: «Ешь, пей и веселись!» И Чарли всегда был верен собственным принципам. По-своему он был амбициозен: все, что он ел, должно было быть большим или супербольшим. Если он заказывал пиццу, то самого большого размера, с дополнительным сыром и всеми остальными добавками. Если ел гамбургеры, то выбирал самые гигантские.

Постепенно Чарли оттеснил на задний план моих знакомых и друзей, а также исключил из жизни почти все интересы и увлечения. Я все реже выходила из дома, потому что не могла отразить аргументы Чарли: «Зачем идти в пиццерию, ведь у них есть доставка на дом? Зачем идти в кино, у нас же огромная плазма».

Я превратилась в его заложника. Жизнь потеряла радость и смысл, все сводилось к одному – накормить ненасытного Чарли. За это он щедро одаривал меня разными подарками. Такими, как паранойя, высокое кровяное давление и депрессия. Я тоже не осталась в долгу и отдала ему свое здоровье, счастье и свободу.

Но вот однажды я почувствовала, что буквально задыхаюсь в обществе Чарли. Что наши отношения зашли в тупик. Мы молча сидели на кухне и обжирались, набивая живот до отказа. Я поняла, эти отношения пора заканчивать.

Я попросила его на время расстаться. Просто чтобы попробовать, как мы можем жить отдельно друг от друга. О, как он тогда спорил со мной! Уговаривал, угрожал, пытался манипулировать.

Я вступила в клуб желающих похудеть, начала много гулять и снова пошла учиться. Я пыталась вернуться к своей прежней жизни без Чарли.

Время от времени он появлялся вновь, выбирая моменты, когда я была слаба: чувствовала голод или усталость от физических нагрузок. Но у меня перед глазами всегда были фотографии моих свежих фоток и фоток ДО, и разница между ними давала мне силы противостоять настойчивому Чарли. Постепенно я становилась все более независимой, мое здоровье пошло на поправку, и он возвращался все реже.

И вот теперь я освободилась от него окончательно! Развелась с ним, и назад дороги нет! Чарли, моя «вторая половинка» – и, скажу вам, точно не лучшая половинка, – исчез из моей жизни. Он уже не вернется.

Прощай, Чарли, слава богу, что ты ушел. Сейчас я понимаю, что жила с ним только потому, что боялась его отпустить.

Алана Мари

Глава 3. Новый поворот

Из шашки в дамки

Если уж заниматься глупостями – то с энтузиазмом.

Когда мой сын Леви уехал учиться в колледж, от него не было ни слуху ни духу. С одной стороны, я радовалась, что он стал независимым. Раз не звонит, значит, дела идут нормально. Даже после моих слов: «Я рожала тебя девятнадцать часов, поэтому, будь добр, звони домой почаще хотя бы из уважения» – ситуация не изменилась. Тогда я поняла: у сына все хорошо, пора заняться и собственной жизнью.

Ребенка я вырастила, и возник вопрос: куда мне теперь направить творческую энергию и страсть? И вот тогда началось самое интересное.

В нашей семье шутили, что я – Люси, а мой муж Билл – Рикки[12]. Рыжая Люси пытается доказать мужу, что достойна выступать на сцене. Мой Билл поет, пишет пьесы и играет в них. Сын унаследовал таланты отца. Я же последний раз выступала на сцене в шестом классе. Мы делали постановку по «Тому Сойеру», и я исполняла роль тети Полли. Каждый раз, когда Билл продюсировал какую-нибудь пьесу, я неизменно шутила: «Почему бы тебе не взять меня на роль Отелло? Я буду в этой роли просто супер!»

Итак, у меня высвободилась куча свободного времени. Мне не надо было постоянно спрашивать сына, сделал ли он домашние задания, написал ли все сочинения, или пинать его, чтобы он наконец выключил компьютер и улегся спать. Я подумала: «А почему бы мне действительно не поучаствовать в какой-нибудь любительской постановке?»

И, представляете, Билл сам предложил пойти на пробы для постановки «В ожидании за кулисами» Ноэла Кауарда в нашем местном театре «Выход на бис». Действие пьесы проходит в доме вышедшей на пенсию актрисы, и режиссеру понадобятся несколько женщин «бальзаковского возраста».

– Если ты пойдешь на пробы, – предложил мне Билл, – то и я на них пойду. Будем вместе участвовать в спектакле.

На том мы и порешили.

Я не раз выступала с лекциями и участвовала в чтениях, поэтому на публике чувствовала себя уверено и спокойно. Я улавливаю настроение аудитории, могу под него подстроиться, умею убеждать. Но все это имело отношение к моим собственным мыслям. А вот смогу ли я перевоплотиться в другого человека? Сумею ли запомнить все реплики?

Прочитав всю пьесу, я нашла одну героиню, общих реплик которой набралось на три страницы. «Елки-палки! Вот это я в состоянии запомнить».

И, представляете, меня взяли на роль! Вначале я подумала: это только из-за того, что со мной в комплекте шел мой муж Билл, который был им очень нужен (Билл заявил, что будет работать, только если возьмут меня). Однако мне дали гораздо более серьезную роль, чем я рассчитывала вначале. Я получила роль Альмины, тучной восьмидесятипятилетней бывшей актрисы из водевилей. Вот так!

Два месяца мы с Биллом каждый вечер, с понедельника по пятницу, ходили на репетиции. Обычно, устав за день, мы проводили вечера дома. Но теперь нас увлек творческий процесс и дружеская атмосфера актерской среды. У меня было ощущение, что я вернулась в колледж – познакомилась с массой людей, мы смеялись, шутили и сплетничали. Я была в восторге от «актерских» шуточек. Мне очень нравилось преображаться и воплощаться в другого человека.

Реплик у меня было не так много, зато находилась я на сцене практически постоянно. И не могла понять, что мне делать все это время.

– Делай все, что хочешь, – сказал режиссер. – Если будет выглядеть неестественно, мы уберем тебя со сцены.

Я посмотрела в Интернете эту пьесу в постановке других театров и обнаружила, что Альмина – довольно занятный персонаж, который вызывает очень теплую реакцию у публики. «Ладно, – подумала я. – Посмотрим, что интересного можно придумать». Так как режиссер разрешил мне делать все что угодно, я решила именно это и делать.

Сперва я громко ерзала, вздыхала и томно закатывала глаза. Режиссер никак не прокомментировал мое поведение. Тогда я расширила свой «репертуар» – начала тащить еду со стола и засовывать в свою сумочку и карманы. Я ела как подорванная, ни в чем себе не отказывая. Долго выбирала себе конфету, задумчиво ковыряясь в плошке. Для рождественской сцены я воткнула в свою прическу украшение в виде птицы.

Мы делали постановку в формате «театр и ужин», поэтому в зале публика сидела за столами. Во время одного представления украшение упало в чью-то тарелку, и я вежливо попросила: