Аркадий Белинков - Юрий Тынянов

Тынянов быстро убирает все, что связано с сомнительным происхождением героя. Сомнительное происхождение остается только в условии рассказа: неопытный писарь, второпях сделавший ошибку в приказе. Зато он настойчиво вводит мотив сомнительного происхождения императора:

"Да и была ли она его матерью? (думал он об Екатерине. - А. Б.)

Он знал что-то смутное о скандале своего рождения.

Он был человек безродный, лишенный даже мертвого отца, даже мертвой матери".

"...А кто у нас императором?.. говорят, говорят: император, а кто такой - неизвестно. Может, только говорят..."

Сомнительный Киже, сомнительный Синюхаев, император "подмененный", сомнительный император... Все это естественно и не вызывает удивления в государстве, в котором нет общественного мнения, нет воли человека, где "пятидесятимиллионная чернь" "сидела по кочкам, болотам, пескам и полям", в "странном отечестве", в котором все подчинено темной самодержавной воле, где только что была сожжена самая важная книга века и где даже наследник "жил как ежеминутно приговоренный к казни", в государстве, где веками "раб и льстец одни приближены к престолу", в "стране рабов, стране господ".

Материализация героя после экзекуции на кобыле идет в убыстряющемся темпе.

"Когда поручик Киже вернулся из Сибири, о нем уже знали многие. Это был тот самый поручик, который крикнул "караул" под окном императора, был наказан и сослан в Сибирь, а потом помилован и сделан поручиком. Таковы были вполне определенные черты его жизни". Через некоторое время он становится капитаном, потом полковником, потом генералом. Приказано не обременять его дивизией, потому что "он потребен на важнейшее", известно, что он "махался" с Сандуновой, что у него родился сын, что он родственник Олсуфьеву, что он не родственник Олсуфьеву, что он из Франции и что его отца в Тулоне обезглавила чернь. У него есть сын и жена. "Иногда супружеское место полковника согревалось каким-либо поручиком, капитаном или же статским лицом. Так, впрочем, бывало во многих полковничьих постелях С.-Петербурга, хозяева которых были в походе". Ничего необыкновенного, обычная жизнь, обычная судьба. Потом он умирает, "выполнив все, что можно было в жизни, и наполненный всем этим: молодостью и любовным приключением, наказанием и ссылкою, годами службы, семьей, внезапной милостью императора и завистью придворных". Все, что с ним случалось, не было чем-то необыкновенным и "случалось во многих полковничьих домах". Ничего необыкновенного, ничего удивительного, ничего непривычного, и отсутствие характерности заурядно, потому что у всех так же, потому что самовластие отнимает человеческую характерность и выстраивает во фрунт характеры. Характер же - это индивидуальное свойство человека, и смысл рассказа именно в том, что самовластие стирает все индивидуальное в человеке. Киже - это тип человека и его судьбы в самодержавном государстве.

В формуле этого государства должен был существовать человек, крикнувший "караул", и этот кто-то должен был нести ответственность за крик. До того, как появился "караул", в формуле было равновесие и твердая взаимозависимость всех элементов. Неожиданное действие ("караул") это равновесие нарушило, и возникла необходимость в его восстановлении. Формула павловского государства неизвестных величин не терпит. Человек же лишь знак алгебраической формулы, вместо которого всегда может быть подставлено реальное значение. Икс в ситуации рассказа - это эмпирический, арифметический подпоручик.

Трагизм событий увеличивается оттого, что вместо реального человека беды обрушиваются на несуществующий мираж, потому что беда одного человека - это частное дело, а несуществующий мираж - это любой человек, на которого с таким же успехом могут обрушиться такие же беды. В качестве доказательства существует кобыла, отполированная живыми, существующими людьми, и совершенно ясно, что следом за несуществующим подпоручиком к ней непременно пристегнут существующего.

В формуле самовластия в любую минуту может быть произведена подстановка реального значения вместо абстрактного алгебраического символа, и смысл рассказа именно в этой алгебраической всеобщности.

Эта алгебраическая всеобщность, обобщенность и историческая типичность вводят рассказ в избранное число абсолютных произведений русской литературы. Всякая попытка раздробить рассказ любопытными подробностями эту алгебраичность разрушает. Именно это произошло при экранизации (сценарий Ю. Тынянова).

При экранизации произошло следующее: она вернула историю к частности и случайностям анекдота. Это случилось потому, что в рассказе бессмысленность человеческой жизни вовсе не кажется необычной и удивительной людям, жившим этой бессмысленной жизнью. В кино же обычность упразднена, и все удивляются. Вместо обычной, привычной и неудивительной жизни получается жизнь необычная, непривычная и удивительная. Люди смотрят друг на друга и прыскают. Все это произошло, потому что в фильме (конечно, из самых лучших побуждений) старательно усилена реальная мотивировка, обдуманно ослабленная в рассказе. У Тынянова нет человека, управляющего событиями и извлекающего из них для себя пользу, а у режиссера А. Файнциммера есть. Режиссер ввел человека, который посмеивается над эпохой и извлекает из нее выгоду. То, что у Тынянова сказано в половине фразы - о "прерывистых мыслях адъютанта", - у А. Файнциммера стало сознательным, заранее обдуманным действием фон Палена, подменившего мотивировку рассказа - нелепость самовластия - своими мотивировками. Фон Пален Файнциммера, развившийся из тыняновских адъютанта и Нелединского-Мелецкого, превращается в человека, который властно управляет судьбами империи. Новая мотивировка изменила не только ситуацию, но и жанр: трагический рассказ был превращен в комедию. Алгебраичность, всеобщность, типичность рассказа ушли, и вместо них на экране появились дурак-любовник, субретка и психопат-император, которые стали изображать дурацкое царствование и разложение.

Грандиозная противоестественность российского самовластия была подменена хитрым придворным фон Паленом. Вся история оказалась надуманным трюком и вернулась в сборник анекдотов издания 1901 года*.

* Сюжет "Подпоручика Киже" заимствован Тыняновым из анекдотов о Павле и его царствовании. Анекдоты печатались в "Русской старине" и в сборнике "Павел I. Собрание анекдотов, отзывов, характеристик, указов и пр. Составили Александр Гено и Томич". СПб., 1901. В сборнике рассказано следующее:

"В одном из приказов по военному ведомству писарь, когда писал "прапорщики-жъ такие-то в подпоручики", перенес на другую строку слог кижъ, написав при этом большое К. Второпях, пробегая этот приказ, государь слог этот, за которым следовали фамилии прапорщиков, принял также за фамилию одного из них и тут же написал: "Подпоручик Кижъ в поручики". На другой день он произвел Кижа в штабс-капитаны, а на третий - в капитаны. Никто не успел еще опомниться и разобрать, в чем дело, как государь произвел Кижа в полковники и сделал отметку: "Вызвать сейчас ко мне". Тогда бросились искать по приказам, где этот Киж. Он оказался в Апшеронском полку на Дону, и фельдъегерь сломя голову поскакал за ним... Донесение полковника, что у него в полку никогда не было никакого Кижа, всполошило все высшее начальство. Стали искать по приказам и, когда нашли первое производство Кижа, тогда только поняли, в чем дело. Между тем государь уже спрашивал, не приехал ли полковник Киж, желая сделать его генералом. Но ему доложили, что полковник Киж умер.