Карл фон Клаузевиц - О войне. Части 1-4

Глава XIII. Отступление после проигранного сражения

В проигранном сражении силы армии надламываются – моральные еще больше, чем физические. Второе сражение, без введения в игру новых, благоприятных обстоятельств, привело бы к полному поражению, а может быть, и к гибели. Это – военная аксиома. Естественно, отступление продолжается до того пункта, где равновесие сил снова восстановится или благодаря подкреплениям, или вследствие прикрытия, доставляемого значительной крепостью, или большим естественным рубежом, или, наконец, вследствие большой разброски неприятельской армии. Степень понесенных потерь и размер поражения будут удалять или приближать наступление этого момента равновесия; но еще в большей зависимости он находится от характера противника. Часто случается, что понесшая поражение армия вновь останавливается на близком расстоянии, хотя в ее положении и не произошло каких-либо перемен со времени сражения. Причина такого явления кроется или в моральной слабости противника, или в том, что одержанный в сражении перевес оказался недостаточным для развития настойчивого натиска.

Чтобы использовать эти слабые стороны или промахи противника и не отступить ни на шаг дальше того, к чему вынуждает сила обстоятельств, главным же образом для того, чтобы поддержать моральные силы на возможно более благоприятном уровне, – необходимо медленное отступление с беспрерывным сопротивлением, смелый отпор всякий раз, как преследующий увлечется чрезмерным использованием своих преимуществ. Отступление великих полководцев и армий, закаленных в боях, всегда напоминает уход раненого льва, и это, бесспорно, лучшая теория.

Правда, очень часто в момент, когда хотелось выйти из трудного положения, начинали выполнять пустые формальности, вызывающие лишь бесполезную потерю времени и становившиеся опасными, так как в такие минуты все зависит от возможности быстро убраться. Опытные вожди придавали большое значение этому правилу. Но подобные случаи не следует смешивать с общим отступлением после проигранного сражения. Кто воображает, что в последнем случае может выиграть пространство несколькими большими переходами и легко занять устойчивое положение, тот совершает крупную ошибку. Первые движения должны быть возможно незначительными; в основном надо держаться принципа неподчинения воле неприятеля. Этому правилу нельзя следовать, не вступая в кровопролитные бои с надвигающимся противником, но принцип стоит этих жертв. Если им пренебрегать, то движение становится поспешным и скоро обращается в бешеный поток, причем потери одними отставшими превышают те, которые пришлось бы понести в арьергардных боях; сверх того теряются последние остатки мужества.

Сильный арьергард, составленный из отборных частей, предводимый самым храбрым генералом и поддержанный в важные минуты всей армией, тщательное использование местности, оказание сильного отпора всякий раз, когда дерзость неприятельского авангарда или условия местности доставляют удобный случай, словом, подготовка и выполнение настоящих небольших сражений – вот средства к проведению указанного принципа.

Трудности отступления, естественно, бывают большими или меньшими в зависимости от более или менее благоприятных условий, при которых протекало сражение, и в зависимости от большей или меньшей степени доведения сражения до последней точки. Насколько утрачивается всякая возможность совершить упорядоченное отступление, когда побежденный борется до последней крайности против численно превосходящего его противника, показывают сражения под Йеной и Ватерлоо.

Время от времени раздавались голоса (Ллойд, Бюлов), рекомендовавшие разделяться при отступлении, т. е. отступать отдельными отрядами или даже в эксцентрических направлениях. Мы не будем говорить здесь о том разделении на колонны, которое производится лишь ради удобства движения, причем совместные боевые действия остаются возможными и имеются нами в виду. Всякое же другое разделение в высшей степени опасно, противоречит природе вещей и, следовательно, составляет крупную ошибку. Каждое проигранное сражение представляет собою ослабляющее и разлагающее начало; поэтому ближайшая потребность сводится к тому, чтобы собраться и в этом сборе вновь обрести порядок, мужество и уверенность. Идея беспокоить противника с обоих флангов отдельными отрядами, в то время как он победоносно наступает, являлась бы сущей аномалией; она еще могла бы импонировать трусливому педанту, и в этом случае, может быть, была бы применима; но в тех случаях, когда нет полной уверенности в такой слабости противника, лучше от нее отказаться. Если стратегическая обстановка, создавшаяся после сражения, требует, чтобы мы прикрыли себя справа и слева отдельными отрядами, то надо сделать лишь то, что по обстоятельствам представляется безусловно необходимым; на подобное разделение сил следует всегда смотреть как на зло, причем редко будет возможно осуществить его в первый же день после сражения.

Когда Фридрих Великий после сражения под Коллином и снятия осады Праги отступал тремя колоннами, то произошло это не по его собственному выбору, но потому, что расположение его сил и прикрытие Саксонии не позволяли ничего другого. Бонапарт после сражения под Бриенном отослал Мармона на р. Об, а сам направился через Сену к Труа; если это не имело для него дурных последствий, то лишь потому, что союзники, вместо того чтобы предпринять преследование, сами также разделились: часть (Блюхер) направилась на Марну, а часть (Шварценберг), не считая себя достаточно сильной, продвигалась вперед крайне медленно.

Глава XIV. Ночной бой

Как ведется ночной бой и каковы особенности его течения, это предмет тактики; мы рассматриваем его лишь постольку, поскольку в целом он представляет собою своеобразное средство.

В сущности, каждая ночная атака является лишь повышенной степенью нечаянного нападения. На первый взгляд она рисуется нам как чрезвычайно действительный прием, ибо мы всегда мыслим себе обороняющегося застигнутым внезапностью, а атакующего вполне подготовленным к тому, что произойдет. Какое неравенство! Фантазия изображает на одной стороне картину полного смятения, а на другой представляет нападающего, занятого лишь тем, чтобы пожинать плоды успеха. Отсюда столь часто наблюдаемое влечение к идее ночной атаки у людей, которые ничем не командуют и ни за что не отвечают, в то время как в действительности она – чрезвычайно редкое явление.

Эти представления исходят из предпосылки, что нападающему известны все принятые обороняющимся меры, ибо эти меры приняты и осуществлены заранее и не могли ускользнуть от его рекогносцировок и разведочной работы; напротив, мероприятия атакующего, как принятые лишь в момент выполнения, должны оставаться неизвестными противнику. Но уже последнее предположение не всегда оказывается верным, а первое – еще менее. Если мы не находимся от противника в столь близком расстоянии, чтобы он был расположен непосредственно на наших глазах, как находились австрийцы перед Фридрихом Великим до сражения при Гохкирхе, то наши сведения об его расположении всегда окажутся крайне неполными, их источником явятся рекогносцировки, донесения разъездов, показания пленных и шпионов; все эти сведения уже потому никогда не будут определенными, что они явятся всегда более или менее устаревшими, и расположение неприятеля могло с того момента, которым они датированы, измениться. Впрочем, в прежние времена, при прежней тактике и системе устройства лагерей, было гораздо легче изучить расположение противника, чем теперь. Линию палаток гораздо легче различить, чем ряд землянок и шалашей или даже бивак, а лагерь в уставной развернутой линии фронта легче, чем лагерь по дивизиям, размещенным колоннами, какие часто встречаются в наше время. Можно полностью охватывать глазами местность, на которой таким образом бивакирует дивизия, и все же не составить себе правильного представления.